— Ты и она! — выкрикнул брат Ульдиссиана, давая волю ярости. Он обвинительно указал пальцем на Ратму, который стоял неподвижный, как мертвец. — Ты и она! Я вижу это по тебе! Ты — её! Её крови!
Мендельн призвал слова силы, слова, которые, как он отлично знал, он получил от того самого, кого пытался сейчас ими атаковать.
Ратма поднял руку. В ней материализовался костяной кинжал, который Мендельн видел перед своим похищением. Когда последние слова слетели с губ Мендельна, кинжал ярко вспыхнул.
В такой близости от неестественного освещения, после того, как его глаза привыкли к темноте, Мендельн был мгновенно ослеплён. Он вскрикнул и попятился.
— Почти слишком хорошо. Я чуть не опоздал. Но его разум… Его дух… Ещё не в полном согласии с Балансом.
Мендельн не обращал внимания на их беседу, озабоченный только восстановлением зрения. Он продолжал пятиться, надеясь как-то убежать от демона перед ним.
— Я не демон… По крайней мере, не в полной смысле, Мендельн уль-Диомед, — объявил Ратма, снова, по-видимому, прочитав его мысли.
— Уйди из моей головы!
Фигура в плаще начала проступать перед братом Ульдиссиана.
— Мы уже прошли это, мой ученик. Ты доказал свою восприимчивость в тот день, когда тебе был показан камень возле деревни, камень, который был первым из твоих испытаний.
— Испытаний для чего? Чтобы посмотреть, могу ли я стать прислужником демона?
Звёзды наверху внезапно ускорили ход. Посмотрев наверх, Мендельн подумал, что лицо Траг’Оула почти… Осуждающее.
— Я собирался, — в первый раз оттенок эмоции — раздражения? — промелькнул в голосе фигуры в плаще. — И ты знаешь, что я собирался.
Ратма вдруг вздохнул:
— Да, пожалуй, я слишком медлю, несмотря на то, что сказал, что нужно спешить, — и принялся спокойно объяснять брату Ульдиссиана. — Мендельн, сын Диомеда, который сам был сыном Терония, который был сыном Хедассиана… Я сообщаю тебе, что ты моей крови, мой потомок… И таким образом, в свою очередь, той, которую ты знаешь под именем Лилит.
— Об Инарии он узнает довольно скоро, — Ратма внимательно наблюдал за Мендельном с кинжалом наготове.
Но Мендельн не только не возобновил нападение, но даже не выразил протеста. Навыков, которые он усвоил у Ратмы, было достаточно, чтобы отличить правду от лжи.
— Ты не лжёшь, — резко произнёс брат Ульдиссиана. — И ты позаботился о том, чтобы я это знал! — он покачал головой. — Ульдиссиан и я… Мы —
— Не только вы, многие поколения до вас. И, как я и сказал, вы также и мои потомки, — отметил Ратма, наконец опуская костяной кинжал. — Число коих гораздо, гораздо меньше.
Мендельн попытался совместить это в единую картину.
— Поэтому она выбрала его, а ты — меня? Потому что в игры играть легче с теми, кто ближе всего к вашей отвратной крови?
На лице Ратмы снова отразилось раздражение, но прежде чем он успел заговорить, звёзды, немного покружившись, снова сформировали Траг’Оула.
Всё это только подтверждало то, что открыла сама Лилит в ходе своих махинаций. Мендельн в тайне всегда отвергал её заявления, считая, что всё это ложь, направленная на то, чтобы как-то сломить защиту Ульдиссиана. «Но, похоже, лгал только я сам самому себе…»
— Отлично. Ты знаешь, что я должен поверить тебе. Что с того? Я буду твоей пешкой не скорее, чем мой брат будет её!
Ратма сердито вздохнул. Ему, сообразил Мендельн, эти скольжения звёзд говорили о многом.