Весы змея

Хотел бы Ульдиссиан чувствовать такую же уверенность. Чем ближе они подходили к Хаширу, тем сильнее ему хотелось оставить Серентию и всех остальных в джунглях и просто пройти в город в одиночку. Тогда, если бы действительно затевалась ловушка, по крайней мере, никто бы не угодил в неё вместе с ним.

Но Ульдиссиан знал, что Серентия никогда не позволила бы оставить её. Да и эдиремы, раз уж на то пошло, не позволили бы ему уйти без прикрытия. Они так же были одержимы его сохранностью, как он был одержим их, несмотря на то, что Ульдиссиан был гораздо сильнее их всех вместе взятых.

Всех, кроме Серентии, быть может. К тому времени, как они достигли окрестностей Хашира, она стала настоящим заместителем командира, и её слово почиталось почти так же, как его собственное. Её советы стали бесценны для него… Так же, как и она сама.

Вот почему за ночь до Хашира он дал волю своим и её чувствам.

Даже тень Ахилия не могла более удерживать его от неё. Их воссоединение длилось долго, подогреваемое сдерживаемой яростью как из-за того, что было утрачено, так и из-за того, что стало обретено. Находил он утешение и в дружеском общении с ней — единственном дружеском общении, которое осталось в жизни Ульдиссиана.

Она шла бок о бок с ним, когда он вёл малую группу к воротам города. Ульдиссиан умышленно составил группу наполовину из партанцев, наполовину из тораджанцев. Хашири, как, по словам Томо, звались местные, смотрели на членов отряда с более светлой кожей с чем-то, близким к благоговению, — вероятно, многие из них никогда не видели «ассенианцев» до этого.

Справедливо ли было то же самое для стражи, сказать сразу было нельзя, потому что они стояли с настороженными лицами и напряжёнными телами, даже когда новоприбывшие подошли. У ворот происходило оживлённое движение, Ульдиссиан приметил деревянные повозки, запряжённые быками, пеших паломников в робах, хорошо одетых торговцев, едущих верхом. Когда они пересекали ворота, часовые бросали на них короткие, но внимательные взгляды. Один из часовых, в султане, вероятно, главный офицер, посмотрел на пришельцев, но ничего не сказал, пока они не оказались в шаге от Хашира.

— Есть ли у вас с собой товары для продажи на рынке? — спросил он, хотя и было очевидно, что у них не было ничего такого. Когда Ульдиссиан ответил за всех качанием головы, офицер оглядел отдельных людей.

— Стало быть, паломники. Где твой город, ассенианец?

— Я из деревни под названием Серам. Остальные здесь из малого города Парты и из города Тораджи.

Человек хмыкнул.

— Тораджанцев я могу распознать, ассенианец. Парта и Серам… Этих мест я не знаю, — в конце концов он пожал плечами. — Соблюдай все законы, и Хашир всегда будет рад тебе.

— Мы благодарим и чтим Хашир за его великодушие, — ответил Ульдиссиан, научившись, как надо отвечать, у Томо. Жители нижних земель, как Ульдиссиан и партанцы определяли их, всегда выражали благодарность по прибытии в большой город.

Знание, как надо правильно отвечать, обескуражило некоторых «окаменевших». Офицер махнул им в знак того, что они могут пройти.

Хашир по стилю был сходен с Тораджей, и Ульдиссиан узнал, что вообще-то он даже положил начало более крупному городу. Когда-то давно Хашир послал исследователей, которые построили Тораджу, названную так в честь героя эпоса нижних земель. Ульдиссиану показалось забавным, что Тораджа переросла своего родителя, несмотря на кажущееся удалённым расположение.

Улицы здесь были в три потока, но на них не было существ, так почитаемых в Торадже. Вместо них разнообразные цветастые птицы свили гнёзда в густой листве, некоторые виды показались экзотическими даже людям Томо.

— Говорят, что хашири забирают с собой всех красивых птиц, которых встречают во время путешествий, чтобы красивее окрасить небо своего дома, — объяснил восхищённый тораджанец. — Я думал, это пустая бахвала, ведь Хашир теперь затмевает огромная тень Тораджи… Но взгляните на эти чудеса! Вы выдели эту?

Ульдиссиан вынужден был признать, что птицы создают восхитительный, постоянно меняющийся узор, но совместный звук их голосов — не говоря уже об огромном количестве помёта, который они оставляли за собой, — не вызывал у него любовных чувств. Напротив, они заставляли его мечтать о мягких звуках одиночных певчих птичек, каких он наблюдал у себя дома.

Их группа продолжала ловить пристальные взгляды хашири, и, окружённая мужчинами, Серентия превосходила всех по количеству привлечённых глаз. Ульдиссиан чувствовал, что слабое чувство ревности находит на него. Он умудрился подавить побуждение, но держал глаз да глаз на случай, если бы кто-то захотел познакомиться слишком близко.