Охранник снова замахнулся дубинкой и ударил Девятнадцатого по руке. Освальду это доставило некоторое удовольствие. Охранник считал для себя обязательным глазеть в сторону, нанося удар.
Освальд почувствовал, что интерес охранника сместился в его сторону. Он был готов к вопросам.
— Принцип номер один.
— Вонзить лезвие во врага.
— Принцип номер два.
— Быть беспощадным, злым и стремительным во время атаки.
Охранник сделал полшага вперед, перехватил дубинку левой рукой и со всего размаху заехал Освальду по ключице. Тот искренне удивился. Казалось, что им удалось достичь взаимопонимания. Удар отбросил его на три шага и заставил упасть на одно колено. Он думал, что на сегодня уже получил свою порцию битья.
— Правильных ответов не существует, — заметил охранник, глядя в сторону.
Освальд поднялся на ноги, подошел к белой черте и уставился на писсуар. Он попросил разрешения пересечь черту.
— Нанося удар сплеча, необходимо сделать что?
— Первое: встать в защитную стойку.
— Затем что?
— Второе: шагнуть на пятнадцать дюймов левой ногой, оставив правую на месте.
Охранник замахнулся дубинкой и ударил его по руке. Его прошиб пот, так хотелось в туалет, он взмок и озяб.
— В этой уборной правильных ответов не бывает. Только самонадеянный идиот дает ответ, который считает правильным.
Охранник ткнул его в ребра толстым концом дубинки. Девятнадцатый все еще корчился на полу.
Охранник замахнулся дубинкой и вытянул Освальда по спине. Тогда какого черта приставать с вопросами? Освальд решил опорожнить мочевой пузырь. Из злости и в качестве компенсации. Моча стекала по ноге, и он чувствовал глубокое облегчение, освобождение, бодрость во всем теле и долгую жизнь впереди.
Охранник замахнулся дубинкой и ударил Освальда по шее сбоку.
Тот схватился за затылок, закрываясь. Последний удар странным образом лишил охранника терпения. Он по-прежнему смотрел в сторону, но уже иначе — рот открыт, в глазах слепое пятно, и Освальд понимал, что лишь слово отделяет его от тайного кровавого избиения — время от времени о подобном доносились слухи, без имен и подробностей.
Он глядел, как по полу растекается лужица, руки сложены на затылке. Ему нужна была секунда на размышление.
Он глубоко вдохнул и шагнул к белой черте. Посмотрел прямо перед собой и медленно опустил руки вдоль туловища. Ему казалось, что если он будет двигаться медленно и открыто и не подаст вида, что испуган, охранник его не тронет. Нужно принимать в расчет душевное состояние охранника. Они все здесь должны позаботиться о том, чтобы охранник добился своего. Освальд надеялся, что человек, скрючившийся на полу, понимает это так же хорошо. Он чувствовал, что этот человек отдает себе отчет в происходящем. Нужно дать мгновению улечься, чтобы оно вновь стало частью дождливой среды в Японии.
Он стоял у белой черты и ждал.
Дюпар в темноте говорил шепотом.
— Я все сильнее убеждаюсь, что меня хотят отправить домой в ящике. Как только я надел зеленую форменную куртку, я понял, что мертв. Это похоронный костюм для дурака. Я это сразу же просек.
— Мне нравилась форма, — сообщил Оззи. — Она здорово смотрелась. Я удивился, как отлично себя в ней чувствую. Все время чистил ее и обрабатывал от моли. Старался не класть в карманы тяжелые предметы. Смотрел в зеркало и говорил: это я.
— Славная шутка. Моей матери сказали: «Отдайте его в армию, миссис Дюпар. На улицах Америки с каждым днем все неспокойнее. С нами ваш мальчик будет в безопасности».
— Моей матери сказали то же самое.
— Послали меня в Японию, чтобы спасти от ниггеров из Западного Далласа. Ты веришь в эту чушь? Они посадили меня за решетку, чтобы никто не смылся с моим бумажником и ботинками.
— Все это гигантская система. Мы в этой системе нули.
— Они удостоили меня особого внимания, надо думать.
— Они все время следят за нами. Как Большой Брат в «1984». Это книга не о будущем. Она о нас, здесь и сейчас.
— Я раньше читал Библию, — сказал Бобби.
— А я читал устав. В учебники даже не смотрел, но читал «Устав Корпуса морской пехоты».
— Чтобы почувствовать себя мужчиной.
— Потом я понял, о чем оно на самом деле. Как быть шестеренкой в системе. Рабочей деталью. Это настоящий учебник капитализма.
— Иди в морские пехотинцы.
— Оруэлл пишет о военизированном уме. Полицейское государство — это не Россия. Оно везде, где есть мозги, которые придумывают уставы, набитые правилами, как убивать.
— А что этот Сталин, умер?
— Умер.
— Кажется, я об этом слыхал.
— Но Эйзенхауэр жив. Айк — наш собственный Большой Брат. Наш главнокомандующий.
Они лежали в темноте и размышляли.