– Недавно. Когда пропали Стасики. Я стал кое-что подозревать. Тут появилась ты. Ты открывала новые факты, но не могла их истолковать, объяснить. Ты делала открытия, но не понимала их значения. Так я и вышел на след отцовского бизнеса. Я все понял раньше тебя, и оказался здесь.
– И не спас Стасиков?
– Я знал, что рано или поздно, но ты придешь сюда. И если я не помогу тебе, то ты погибнешь.
– Какое тебе дело до моей жизни?
– Выходит, большое! Я…. Я и сам не понимал, что ты так много для меня значишь.
– Много для тебя значу?!
– Об этом мы поговорим позже, если ты не возражаешь! Когда Стасики будут в безопасности.
– Что ты узнал такого, чего не знаю я?
– Например, как заманивали детей. У отца – много помощников. Часто их заманивали бесплатными билетами в цирк. Или рыжим клоуном. Когда я был маленький, отец подарил мне большого рыжего клоуна. Это была моя единственная любимая игрушка. Я обожал этого клоуна, спал с ним. Когда я вырос, я все равно таскал его за собой. Смешно, да? Очевидно, отец запомнил это. И больше ничего не мог предположить. Детям дарили рыжело клоуна и везли сюда. Трагикомедия, правда? Как будто я виноват! Я узнал об этом случайно, когда в подвале дома в поместье отца нашел ящик с такими игрушками – клоунами…
Глава 45.
– Стасик! Ста… – тяжелая ладонь зажала ей рот, заглушив крик, зажав этот крик внутрь. Она дернулась, он больно сжал голову. Узкие крепкие пальцы впились в лицо, почти сдирая кожу, прорывая тонкую кожную ткань почти до кости.
– Замолчи, сумасшедшая! Заткнись! Ты нас погубишь!
– Стасик! Там Ста…
Пальцы с силой сжали ее рот, он крутанул ее голову – и от боли потемнело в глазах.
– Я сказал – заткнись!
Когда он наконец ее отпустил, дети уже прошли, и где-то в глубине зеленой листвы исчезли изможденные фигурки детей.
– Почему ты заглушил крик? – в ярости она обернулась к нему, догадываясь, что глаза мечут огонь более страшный, чем молнии, – почему ты позволил им уйти? Я же их видела! Ясно видела их обоих! Почему?
– А что бы произошло? Услышав твой крик, дети бросились бы на него, их бы застрелили на месте. А потом в камышах нашли бы нас и застрелили тоже. Так погибли бы все! Ты убила бы детей своими воплями! Привлекла бы внимание охранников… Я, кажется, тебя предупреждал.
– Я не видела там охранников! Дети шли одни!
– Ничего подобного! Дети шли рядом с охраной, просто те шли с другой стороны. Сейчас детей оставят в поле и охранники вернутся в дом, вернее, часть из них…
– А дети?
– Дети будут работать в поле до обеда. Я не думаю, что за ними надо постоянно присматривать. Возможно, им в еду подмешивают наркотики или тормозящие психотропные средства.
– Господи…
– Замолчи! Бога здесь нет! То, что ты здесь видишь – оскорбление Бога! Все божественное не очень-то задерживается в этих местах.
– Что теперь делать?
– попытаться проникнуть в дом. Я говорил.
– Сейчас!
– Я попытаюсь.
– Ты?
– Я пойду один. В случае чего ты сможешь уйти.
– Я никуда не уйду без Стасиков!
– Не волнуйся, все будет хорошо, я уверен! Сейчас я проберусь в дом и подам тебе знак – тебе придется перейти немного поближе.
– Какой знак?
– взрыв. Маленький хлопок, из крайнего окна повалит дым.
– Что ты задумал?
– в первую очередь избавлюсь от части охраны.
– а остальные?
– остальные в поле, с детьми. Они ничего не услышат. Когда ты услышишь звук, как будто упало что-то тяжелое, и увидишь из окна дым, беги к дому и входи внутрь. Беги быстро. Пригибаясь к земле. Я буду ждать тебя там. Сможешь?
– Смогу. Я уверена.
Они встретились глазами, и он улыбнулся. Потом вынул из куртки пистолет и отдал ей.
– Возьми. На всякий случай.
Она отшатнулась:
– Я не могу! И потом, ты…
– Успокойся! У меня есть вот это (распахнув куртку на груди, он показал ей маленький автомат). А тебе может понадобиться защищаться.
– Я не могу взять оружие! Я его ненавижу!
– Не говори глупостей! Ведь это для Стасиков. Мы должны их спасти!
Она решительно взяла пистолет и как-то глупо, неуклюже засунула в карман джинсов. Потом улыбнулась. Улыбка была не к месту, но он ее и не ждал. Рядом с ним она чувствовала себя школьницей, глупым неуклюжим подростком. К тому же, у нее дрожали руки, и она изо всех сил пыталась это скрыть.
– У меня такое ощущение, что мир рушится… Мне кажется, словно я проснулась однажды утром и очутилась в мире, о котором не знаю ничего. Какой-то чудовищный, извращенный мир, живущий по своим не понятным законам. А моего, привычного мира, уже нет. Дети всегда считались священным, и…
– Я понимаю. Но что же делать. Там, где в ход идут большие деньги, ничего не значит детская жизнь. А эти дети… что ж поделать! Им просто не повезло.
– Не смей так говорить! – ее голос зазвучал угрожающе и глухо, но ей было на это плевать, – никогда не смей так со мной говорить!
– Какое тебе дело до этих детей?
– ты…. Ты… – она попыталась подобрать ругательства, но не смогла. Он рассмеялся, а ей казалось – ударил по лицу.
– потом. Потом мы с тобой поспорим. Обязательно! И я соглашусь. А сейчас….