Ветер

— Товарищ командир, — сказал он, — сейчас пришло распоряжение начальника дивизиона списать обоих наших рулевых — Слепня и Шитикова. — Голос его звучал тускло и без всякого выражения. Казалось, что он сам не слышал своих слов.

— Как так? — удивился Бахметьев и повернулся к Малиничеву: — Верно?

— По приказанию командующего, — равнодушно ответил Малиничев, но не добавил, что приказание это в значительной степени было подсказано им самим.

— Обоих рулевых? — всё еще не верил Бахметьев. — Что же я без них делать буду?

Малиничев развел руками:

— Разве командующего переспоришь?

Он предпочел не рассказывать о том, как дело обстояло в действительности. Штабу для назначения на катера нужны были два любых рулевых, но он обоих взял с «Командарма» просто потому, что «Робеспьер» ушел вверх по реке для ремонта, а со своего «Уборевича» он людей отдавать не хотел. Кроме того, тут имелась возможность поддеть нахального мальчишку Бахметьева.

— Впрочем, всё это пустяки, — сказал он и зевнул, осторожно прикрыв рот рукой. — Найдете у себя каких-нибудь водников, которые умеют стоять на руле, и как-нибудь там управитесь.

Бахметьев потемнел, но, сделав над собой усилие, сдержался:

— Разрешите завтра лично договориться в штабе?

— Как вам будет угодно, — холодно ответил Малиничев. — Я доложу, что вы отказались выполнить мое приказание.

— Есть! — И Бахметьев откинулся на спинку дивана. Получалось черт знает что. Свое начальство было хуже неприятеля, и в конце концов не хватало силы бороться.

— Я тоже доложу, — тем же бесцветным голосом сказал Ярошенко. Опустив глаза, впервые увидел разложенную на столе игру и не понял — Это зачем?

— Для того, чтобы приятно провести вечер, — серьезно ответил Лобачевский. — Это увлекательная детская игра. Может, хотите присоединиться?

— Нет, благодарю. — Ярошенко повернулся и, не прощаясь, вышел из кают-компании.

Больше всего на свете Бахметьеву хотелось встать и пойти за ним, но он заставил себя остаться. Взял кости и, бросив их, выкинул три очка. Меньше трудно было, однако все равно нужно было играть.

6

Командующий флотилией, бывший капитан второго ранга Шадринский был рассеян и молчалив. Глядел на волновавшегося Бахметьева и не мог понять, почему тот волнуется. Лично ему всё на свете было безразлично, особенно после письма из Штаба морских сил республики.

Он налил стакан воды и молча пододвинул его Бахметьеву. Это был намек, которого тот не понял. Пришлось говорить прямо:

— Потрудитесь успокоиться. Вся эта история выеденного яйца не стоит. — Пожевал губами, побарабанил пальцами по столу и добавил. — Ну спишите одного рулевого хотя бы.

— Есть, — обрадовался Бахметьев, но не встал. Почему не встал? Что ему еще нужно было?

— Разрешите, Иван Николаевич, с вами откровенно поговорить.

Шадринский промолчал. Он не хотел ни откровенно разговаривать, ни как-либо иначе. Всякие разговоры ему смертельно надоели.

Бахметьев наклонился вперед:

— Получается прямо-таки опасное положение. Команда и комиссар… — Но командующий неподвижным взглядом смотрел куда-то в сторону, и это мешало думать. — Вы меня простите, Иван Николаевич, но начальник дивизиона Малиничев…

— Довольно. — И Шадринский ладонью шлепнул по столу. Только что приходил Малиничев жаловаться на Бахметьева, а теперь Бахметьев — жаловаться на Малиничева. Всякая бестолочь и дрязги! Как будто у него не хватает своих забот! — Я не желаю слушать ваших рассуждений о начальстве. Будьте любезны оставить меня в покое. Сейчас я очень занят. До свидания!

Бахметьев встал. Больше ему здесь делать было нечего.

— До свидания, товарищ командующий, — сказал он. У двери, не удержавшись, обернулся и увидел, что Шадринский уже вытащил из ящика письменного стола французский роман в ярко-желтой обложке. Бахметьев вышел в коридор, бесшумно закрыл за собой дверь и остановился, чтобы подумать.

Коридор был необычайно грязным. Убирать его, очевидно, считалось излишним. В одной из ближних кают медленно постукивала пишущая машинка, на которой какой-то писарь печатал одним пальцем, а чуть подальше кто-то так же лениво играл на балалайке.

Штаб был под стать своему командующему, а командующий Иван Шадринский просто сошел с ума. Неужели он мог не понимать, чем всё это должно кончиться?

— Здорово, капитан! — Рядом с ним, засунув руки в карманы, стоял улыбающийся Борис Лобачевский. — О чем мечтаешь?

— Здравствуй, — неохотно ответил Бахметьев, но Лобачевский сразу подхватил его под руку.

— Идем. Я провернул совершенно гениальную комбинацию. Множество удовольствия и немало пользы. Тебе выдадут по меньшей мере полкрынки молока. Подожди, я вызову верховного жреца Бабушкина. — Распахнул одну из дверей и крикнул — Товарищ начальник распорядительной части!

— А? — отозвался сонный голос.

— Распоряжаться вам сейчас не нужно, потому что трудовой день кончился. Идем пить молоко. Дают просто так. Даром.

— Где? — И с резвостью, которой от него никак нельзя было ожидать, Бабушкин выскочил в коридор.

— У одной моей знакомой коровы. Следуйте за мной и узнаете. Джентльмены, идем!