Когда мы добрались туда, Карина застряла у парапета и долго смотрела на воду и вдаль. И для меня это до сих пор было удивительным, — закрытые Дворы можно объяснить «закладкой» в пространстве. А это? Горизонт, дальний берег с леском, ход самой реки? У меня была теория, что этот Двор граничит с моим Безлюдьем, и там не пространства континента, а «закладки» другого плана. Куда практически не попасть никому. Разве что единицам, как я или Граинид.
— Как же здесь все по-другому… — тихо сказала Карина, подставляя лицо ветерку и позволяя волосам растрепаться. — Пахнет такой свободой! Неужели Илья добровольно отсюда ушел? Что же вы, такие райские птички, забыли там, в моем мире? Ты вот открываешь двери в Убежища… а он в трущобах, как рыба в воде.
— В двух словах и не скажешь.
Карина и не просила ответа на свой вопрос по-настоящему. Подождала немного и сказала:
— Ключи только как не отсюда. Зачем тут запоры, от кого? Неужели кто-то разорит библиотеку, влезет в типографию или в булочную? В квартирах замки от воров что ли?
— Никогда не задумывалась.
Прохладный подъезд восьмого дома пах сыростью. Рискнула подергать двери — закрыто.
— Да, нет здесь никого.
Ключи к двенадцатой подошли. Я замерла сразу за порогом, пропустив внутрь Карину, с настороженностью оглядывая все вокруг. Не очень знакомо. Обои, половик, овальное зеркало не вызвало воспоминаний.
— Так это квартира твоей бабушки или тетки?
Старая кухня с эмалированной белой плитой, стол без скатерти, открытые шкафчики с нехитрой посудой, — неужели этому тридцать лет? Тут никто не жил после нее?
— Как оно все не истлело с сорок третьего? — Подхватила мою мысль Карина и озвучила вслух. — Как же классно!
Она прошлась по трем помещениям быстрее меня — кухня, зал, спальня. Даже сунулась в ванну и открыла кран, — вода пошла без хлопков, судя по звуку.
Из всего в моей памяти воскрес только уголок в зале. Лиловый плюшевый диван и телевизор на журнальном столике. Ящик с антенной и крупной линзой был старее, чем телевизор у родителей Виктора. Как же смешно, если во Дворах десятилетиями показывают три-четыре старых фильма, и ничего больше! Несчастные гардемарины, любимые бабушкой, попадались мне часто и в этом времени. Так вот откуда мои представления и воспоминания о настоящем Новом Годе, когда праздник зажигался не за месяц, а дня за три. Вот, откуда росло ощущение дома, которое потом, даже в более позднем детстве я утратила. И мечтала о нем до сих пор. Вот, где была семья, атмосферу и теплоту которой я до сих пор несу в сердце и всегда думала, что это было когда-то у родителей. А было — здесь.
Карина энергично и не смущаясь, все брала с полок, пролистывала книжки, заглядывала за дверцы. Достала на божий свет вязаный плед.
— Моли не существует, походу. Смотри, чуть затхлостью пахнет, но нормальный. Пушистый даже. А ты чего стоишь? Пробегись, вдруг дневники или альбом с фотками, надо все узнать.
Я нашла пару желтых подворских вестей, упавших за тумбочку, за стенку и забытых там. В книжках ничего.
— Тут твое имя!
Картонная коробочка из-под конфет, была обклеена мелкими ракушками и подписана на жесткой карточке сверху «Эльса». Карина залезла на табурет и увидела ее наверху шкафа.
— Моя сокровищница! Я помню, была такая!
С замиранием сердца открыла, но оказалось, что вещички внутри не узнаю. Перебрала брошь, календарик, скрюченную колючку каштанной кожурки, браслет из речного жемчуга, и на самом дне — две желтоватые фотокарточки. На первой два голопуза на пляже возводили гору из песка. Папа и Эльса, — угадала я по их одинаковому возрасту и золотисто-рыжим кудряшкам. А на второй — Эльса. Молодая девушка, сидящая на лавочке с книгой и улыбающаяся фотографу.
Конечно, я знала какой тетка была в молодости. У нас в цифровом архиве был вагон снимков. От пеленок до восемнадцати, хоть по месяцам можно отследить взросление. Я прикусила губу, пытаясь сопоставить те года, — уже развернувшиеся вовсю соцсети, доступность смартфонов, популярность виртуального общения и прочее, и подставить образ бабушки, которая жила здесь. Эльсы, которая знала Дворы. Это могло случиться, только если они им открылись гораздо позднее. Никто ведь не говорил, что они тут с рождения? Виктор, к примеру, предлагал переезд мне совсем недавно, а мне под сорок.
— Это коробка старшей Эльсы.
— А твоя где?
— У меня дома…
Мысль унеслась на Вересковую, пронеслась вихрем по улице, ворвалась в подъезд и квартиру и замерла рядом с образом точно такой же коробочки. Тетя сделала для нас одинаковые, и там хранились мои…
— Фотографии, Карина! Самое ценное, что было у меня в мои десять лет! Вот откуда всплыл снимок в синем платье в ромашку, что сделал Гранид! Вот откуда в моей голове всплывают ваши детские лица, и я могу их представить, хоть и не помню событий! Я должна ее достать, должна вернуть. И Гранид, если увидит, поверит…
— Я не догоняю, если честно.
Мы помолчали. Мои эмоции в затихшем большом доме оказались пугающе громкими.
— Возьми.
Я протянула ключи Карине, и та машинально взяла.