Ветер Безлюдья

А о чем говорить? Меня переполняла радость, но такая тихая, что мне хотелось лишь смотреть на своих друзей, встретившихся спустя двадцать семь лет и заново узнающих друг друга. Тимур один спасал от молчания и неловкости, забирая все внимание на себя, рассказывая о работе, о сыне, задавая риторические вопросы остальным и разряжая обстановку. Он вывез на себе всю дорогу от станции и полчаса в гостях. Правда, едва я вежливо ушла на кухню готовить закуски, и Ната, и Карина вылетели следом — мне помогать, оставив мужчин за своим разговором.

— Я могу порезать сыр.

— Давай, овощи перемою!

Нож один, тарелки две, — с посудой у Андрея действительно было плохо. В шесть рук на тесной кухне я с подругами наделала бутербродов и поставила их в духовку, намыла фруктов, собрала штук тридцать канапе из сыра, оливок и огурца с кусочком черного хлеба.

— И чего я тут делаю…

Буркнула Карина себе под нос, забирая плоскую крышку от кастрюли выложенными на ней крекерами с пастой. Я пользовалась чем могла, и все пошло в дело вместо тарелок. Справившись с последним, посмотрела на Нату, которая подхватила Ёрика на руки и стояла у окна, выжидая горячие бутерброды, чтобы не пересохли. Весь мой энтузиазм и радость стали сдуваться, как шарик, который надули, но не успели перехватить ниткой.

Я посмотрела на доску с закусками и подумала о том, какая же я жалкая, с этими украшательствами и желанием сделать вечер не только приятным, но и вкусным, праздничным, чтобы запах сыра и хлеба придал уюта. Атмосфера бы помогла чужим и взрослым стать немного ближе друг к другу. Неужели во мне была неискоренима наивность, которая заставляла верить в это? Теперь я та дура, что стоит у стола на кухне и вот-вот завоет…

— Обезьянка!

— Сам обезьяна!

— С чего бы? — Возмутился Тимур, обозвавший Карину. — Это тебя вечно с деревьев снимали, а ты верещала и визжала от фантомной щекотки. Я был самый легкий, и это мне приходилось за тобой лазить.

— С детсадовскими вообще беда, — добавил Андрей, — вечно везде обдерутся, чего-нибудь дикого наедятся, и ни черта не слушаются…

— С фига ли? Я не детсадовская была! Мне в сентябре в школу…

Тишина в квартире заняла сразу все пространство. И мы с Натальей замерли в удивлении на кухне, и из зала больше не доносилось ни звука.

Внезапный лай йорка заставил Нату подпрыгнуть и вцепиться в собаку, потому что песик дернулся к окну и едва не слетел. Всколыхнулась тревога, но за окном замаячил Нюф, который убежал куда-то сразу после кормежки у бабушки-среды.

— Андрей, можно я свою собаку заведу?! В смысле сюда запущу?

— Конечно.

Нюф в зал не пошел, но у всех, кто увидел его в проеме в коридоре, впечатлились размерами. Собаки Наты залаяли, но быстро замолкли и перенюхались. Мы застряли вместе с ними, на время покинув кухню.

— А он моих не укусит? На один зуб же…

— Он добрый.

— Дамы, я уже проголодался и хочу открыть пиво. Помочь все перетащить сюда?

— Сиди уже, толстяк, — Карина махнула на него рукой, — из-за тебя и без того маленькая кухня развалится. Я принесу.

— Ты всегда была грубиянкой и врединой, — улыбнулась Наталья, пропуская ту из коридора на кухню. — Это странно, но я начинаю тебя вспоминать.

— А я вот нес рюкзак Эльсы со станции и вспомнил, что точно также таскал ее школьный рюкзак. Ты вечно из дома брала еду, хоть хлебцы и яблоки, хоть холодные гренки и вареные яйца с зеленым луком. Я даже помню, — Тимур поднял палец вверх, — как меня стошнило один раз от испортившегося в жару печеночного паштета, а ты потом ревела от расстройства и извинялась до самого вечера. Еле успокоили.

— Серьезно?

— Да, Эльса. А еще ты вечно хвасталась тем, что сама приготовила.

И что-то вдруг сдвинулось… Карина начала ворчать, отвечать односложно, влезать со своей оценкой, — но говорить! Наталья пересела в кресло, ближе к собакам, мы поменялись местами, и Нюф, аккуратно вместив половину себя в зале, улегся отдыхать у ее ног. Она заметно расслабилась и все больше улыбалась. Андрей выпил стакан пива и его понесло в рассказы, как он за последние три месяца в трущобах вспоминал время старого Сиверска. А дальше, зацепившись за прошлое, заговорили про детство. За детством цепочкой пошли маленькие детали, за деталями один за другим вдруг то Тимур, то Андрей, то тихая Наталья начали говорить о чем-то, что случилось в нашем Безлюдье…

— Наташка сережку посеяла у речки! Мы весь песок перерыли, как археологи, домой без нее никак — там мать строгая.

— Илюха за ящерицей гонялся а наткнулся на суслика. Помните? Мы перепугались, что он так визжал, а оказалось — от восторга.

— А как мы воображали себя на заброшенном острове и весь день играли в выживание, пытаясь поймать рыбу в запрудье и построить шалаш?

— Дуб там валялся, Тимур! Ты еще по стволу пошел, навернулся с небольшой высоты расцарапав корой пузо! Решил, что всем непосвященным будешь рассказывать, что с тигром дрался и это он тебя когтями полоснул.

— Эльса учила нас облизывать кислые травяные прутики, после того, как их совали в муравейник, потом стряхивали насекомых. Говорила, что муравьиная кислота ужас какая полезная.