Ветер богов

– Никому мы не продавались, – степенно ответил тот самый старик-гном, что вел утром переговоры с Курбатовым и которого в деревне все называли Австрияком. – Но откупиться хотим. Три раза твои хлопцы на село наскакивали. Двоих наших повесили. Василину, вдову мельника, изнасиловали, затем одели на голову ведро и колотили по нему, пока та не сошла с ума.

– Будто не помнишь, что муж и сын ее с красными ушли, – самодовольно осклабился Ордаш. Приземистый, толстогубый, с тяжелым взглядом черных глаз, он вводил в ужас окрестных крестьян своим тупым упрямством и дикой, не поддающейся логике и оправданию жестокостью. Ордаш с одинаковым наслаждением казнил и тех, чьи мужья были в армии, и тех, чьи сыновья скрывались в лесах.

– Муж ее давно погиб на фронте. А сын – с лесовиками, ты это прекрасно знаешь, – твердо ответил Австрияк. – Тогда за что ж ты ее? А Федора Дарчука утопил. Почти мальчишку. Они что, тоже с москалями против лесовиков ходили?

– Не твое дело, Австрияк, – почти вплотную приблизился к старикам Ордаш. Все трое крестьян стояли у длинной каменной балки, лежавшей посреди площади. Когда собиралось вече, на этой балке всегда сидели старейшины. – Что-то ты сегодня расхрабрился, – заподозрил неладное. – О каком выкупе мне талдычили? Где он?

– А ты согласен принять его?

– Если хороший выкуп – то чего ж? – хлестал плеткой по хромовому голенищу.

– И после этого уйдешь от села?

– Чего ж не уйти, если выкуп действительно стоящий? Деньги нам позарез…

– Бодьо, Ярусь, – обратился Австрияк к двум старикам. – Сходите к Климачихе, принесите то, что собрали сельским сходом.

Старики поднялись, молча поклонились Австрияку и пошли по тропе, ведущей через небольшой перевал к селу. Они уже знали, что где-то там, у перевала, засел со своим карабином поручик Власевич, а единственную дорогу, подходившую к Княжеской башне по высокому скалистому берегу реки, перекрыли парни Сотника, давно охотившегося за этими лжеоуновцами. Сам Курбатов, вместе с фон Тирбахом и фон Бергером, затаился на гребне возвышенности, под которой бредили легендами и вечностью руины.

Повинуясь бессловесному приказу Ордаша, один из его людей побрел вслед за стариками и стал великолепной мишенью для Власевича, залегшего на поросшем мелким кустарником холме, расположенном между руинами и горловиной тропы. Эта позиция была почти идеальной, поскольку, заняв ее, поручик-снайпер получил возможность простреливать все пространство каменной чаши, в том числе – большую часть руин.

Как только прозвучал выстрел Власевича, тройка Курбатова сразу же прошлась свинцовой морзянкой по группе переодетых энкавэдистов, уложив двоих и ранив одного из них.

– Не паниковать! В руины! – попытался наладить сопротивление своих боевиков Ордаш, но те уже заметались по чаще. Одни залегли прямо посреди плато, другие бросились к руинам. Еще двое попытались отойти за изгиб дороги, но были скошены хлопцами Сотника, ручной пулемет которых сразу же взял под обстрел все подходы к башне и прижал к земле оставшихся ордашей.

– Эй, бандеровцы, отвоевались! – обратился к ним Курбатов, прячась за ствол старой, обросшей молодой порослью сосны. – Сдавайтесь!

– А вы кто такие?! – откликнулся Ордаш, заметив, что стрельба прекратилась. Он залег почти у ног Австрияка, который с обреченной невозмутимостью продолжал восседать на своем каменном троне.

– Это мы объясним тебе в Особом отделе Смерша!

Одинокий выстрел Власевича, и осторожно выглянувший из-за руин энкавэдэшник взвыл от боли, выпустил оружие и рухнул на каменный завал.

– Так вы из Смерша?! – удивился Ордаш, не веря, что что-то там, у его шефов, не сконтактировалось, да настолько, что свои по своим стреляться начали. – Это точно?!

Выстрел Черного Кардинала – и навеки умолкли стоны раненого, пытавшегося заползти в небольшую рытвину.

– Сдавайся, бандеровская сука! – матерым басом оглушил Ордаша кто-то из боевиков Сотника. – Я тебя научу, как Родину любить, холуй немецкий!

Вновь выстрел Власевича, и еще один автомат ордашей умолк навсегда.

– Прекратите стрельбу! – почти взвыл Ордаш, понимая, что при таком снайпере он со своими оставшимися тремя вояками не продержится и пяти минут. – Всем прекратить! Слушай, смерш, уйми своего снайпера!

Еще один выстрел – и у Ордаша осталось только двое вояк. При этом никто больше из группы Курбатова и Сотника огня не открывал. Зачем, если каждый выстрел Власевича гремел, словно приговор Господний? Его неумолимость оказалась заложенной в дьявольскую меткость стрелка, приводившую Ордаша в ужас.

– Да уйми ж ты его, мать твою! – взъярился он, приподнимаясь с земли. Но Власевич помнил приказ подполковника: главаря не трогать. Он нужен был украинским партизанам живым, чтобы показать крестьянам, какими подлыми способами и провоцируют их, и воюют энкавэдисты. – Мы сдаемся! Свои мы, свои, в Бога душу мать! Вы же переложили моих людей! А ты сука!.. – рявкнул на Австрияка и буквально рассек его густо очередью из пулемета.

– Старика-то зачем тронул? – укоризненно спросил Курбатов. – Такой грех на душу…