Ветер душ (СИ)

   Мое тело само привыкает к разнообразию новых движений, его окружающих. Я вживаюсь в скалу, срастаюсь с ее ритмом и духом. Пунктир подъема последовательно ведет меня до карабина. Руки берут карманы, ноги находят точное место для следующего шага. Тело раскачивается в такт маятником равновесия. В эти минуты нет ничего кроме движения ни страха, ни усилий, ни боли. Движение вверх поглощает меня.

   Как водится, советуем друг другу до хрипоты. Старички отлично помнят каждый зацеп, каждый скол, откид. А тренер Володя знает гораздо больше: каждую мышцу, работающую при этом, каждое наше колебание, боль ушиба и страх срыва, неудобство перед слабостью рук.

   Его голос настойчиво толкает в неизведанное, и скала принимает меня, подсвечивая тело непривычными нитями двигательных ощущений. Иногда кажется, что скале присущ свой особый ритм, нужно только попасть в его такт.

   Бывает, старшаки обижают нас излишней опекой. За меня думают, решают, насколько высоко можно забираться на траверсе без страховки. Но леди Романтика прочно вцепилась в сердце ласковыми коготками. Я не злюсь.

   Впрочем, и в этом я не один. Любой из наших отдаст за горы, скалы и людей рядом последнее, что у него имеется. Походы для мытья холодной водой жирной посуды кажутся незначительными по сравнению с самой ночью в горах. Проникающая свежесть, насыщенность высотных запахов, объемность неба - где тут место для обыденности и раздражения? Просто смешно.

   Как-то я лазал по траверсу без страховки и очутился чуть выше дозволенного. Так, метра три над землей. Тут же был наказан одним из "старичков". Саня Якно не столько больно, сколько обидно стегнул меня страховочным ремнем.

   Непривычно и неприятно быть безответным, но я не тронул его. Хотя ох как хотелось. В новой среде мое гавкающее дворовое естество стало абсолютно неприемлемым. Я мог наказать его единственным способом - выиграть на соревнованиях. Вот истинное мерило наших отношений.

  Большую роль играет и возраст, и количество лет, проведенных в горах. А еще надежность в деле до мелочей - страховка, снаряжение, знание палаточного быта. Но отношение в компании в большей степени преломлялось сквозь чистую и верную призму - работу на скале, лазание. Кто кого выиграл, и все тут.

   Да и так мне доверяли почти по крупному. В конце концов, я не один из залетных, случайных новичков. Ушел Лосев, попавший в секцию в один со мной день. И после нас набирали желающих, а народу не прибавилось. Сито испытаний походами и тренировками для них оказывалось слишком мелким, и оставались немногие.

   Они приходили, пробовали кусок не шибко сладкого дорожного пирога и чаще всего выплевывали обратно. А я прижился. Правда был еще один неприятный момент, пережитый за этот месяц.

   Мои редкие появления во дворе, нежелание подходить и здороваться за ручку с теплыми компаниями, оказались восприняты довольно превратно. Я поимел очень серьезный разговор со старшим, из которого вынес разбитый нос и фингал под глазом. Но действие оказалось только прощанием. Дело в другом.

   Вследствие упомянутых бегов по пересеченной местности, я несколько раз не появился на тренировках. Судебная коллегия собралась на лавочке у входа в Центральный стадион. Порицали строго. Особенно наседали тетки, во главе с Татьяной.

   Ведьма с зелеными глазами. Стелет как по писаному. То шумлю слишком много, советую. То нос высоко задираю. А на тренировки опаздываю, и надежности никакой. Ее огромные, влажные глаза пропитаны правильностью и назидательностью. Но я же согласен, просто так получается?

   Приговор мог стать фатальным, и я расстроился окончательно. Но неожиданно за меня заступился сам тренер. И волна отступила. А это было так важно. Прошло чуть более двух месяцев с начала тренировок, но я изменился.

   Я чувствовал себя сильным, ловким, уверенным. Я подтягивался больше десяти раз. До Витюли еще далеко, но Амиру уже наступаю на пятки. По крайней мере в физической подготовке. А будни тянулись как заговоренные. Тренер шутковал: представьте, что за вами гонится целое племя разъяренных индейцев, и ноги в руки. Так мы и бегали.

   Пришел месяц июль. Город казался скопищем раскаленных добела каменных коробок и кварталов. Да и на Лесничестве становилось невыносимо.

   Скала целый день в лучах солнца, и лазать по ней сплошное издевательство. Галоши плывут с зацепов, растягиваются, плавятся на солнце. Пальцы становятся мокрыми, а потому скользкими. Шагаешь в напряжении, и простое становится сложным.

   Володя и большая часть мужиков собираются в альплагерь Талгар. Денег не было, и ехали работать в местную пекарню. Зато положение сие дозволяло время от времени сходить на гору гораздо чаще, чем прочим недалеким участникам. Собирался в Талгар и Маликов. Он-то нашел деньги на столь важное мероприятие. Из-под земли достал.