Ветер душ (СИ)

  Не помню их. Помню Ирину. Траурную кайму ее глаз. Помню тихую радость, когда мои нелепые, дурацкие выходки выводят ее из темноты оцепенения. Наверное, больше ничего и не было. Мы перестали ходить в школу. И ничего. Иногда заявлялись друзья, неловко, угловато, боязливо. Прошли похороны, прошло все. Но мы не желали проходить мимо друг друга.

  Однажды, в один из безликих, темных вечеров, она предложила остаться с ней навсегда, и пришла ночь. Мы были первыми друг у друга. Как смешна и нелепа наша угловатость. Но чувство сильнее ее. Оно не проходит, оно ведет за собой.

  Бешеная жажда сжала тела в одно, и боль растворилась. Глаза моей маленькой женщины стали бездонными. Я терялся в них словно в омуте, я растворялся в блаженстве каждой клеточкой тела.

  Можно часами смотреть на наготу любимого тела. Каждый изгиб его кажется открытием и совершенством, каждое движение законченной грацией, от которой сойдешь с ума. Мои руки не желали отрываться от нее. Я живу прикосновением. И дни тянулись невыносимо долго, они жаждали новой ночи, и она приходила.

   21.

  А на Лесничестве меня вздули старички. Попал где-то в десятку. Так далеко, что и не рассчитывал. Тяму не хватило. Но огорчения ни капли. Двоеборье - соревнования с альпинистским уклоном. Кроме лазания, бег в гору на время. Из пункта А в пункт Б. Как альпиноид, гожусь. Время в гору четвертое. Оказался среди группы лосей со стальными легкими. Я доволен.

  Непогода на скале прихватила, вот беда. На старте туман, изморозь, а полез, посыпались хлопья снега. Отморозил кончики пальцев. Еле-еле вылез трассу. Спустился, а ног и рук не чувствую. Фаланги пальцев белые, почти мертвые. Посмотрю на них, больно аж тошнит. Страшно, будто уже не мои. Как больно, когда они отходят. Господи, как больно. Лучше не вспоминать.

  Почти год, как развалился наш 'Спартак'. У всех хоть что-нибудь, да получилось. Даже Маркхлевский лезет под КМСа. Витюля, Юрча попали в сборную. Об Амире и говорить стыдно. Он всех дует, без разбора. Честно сказать, я ему до сих пор завидую. Умеет выкладываться без остатка, абрек горный.

  Веселый янычар. Глаз вороной. С ним легко, он уверен, что делает дело правильно. Если сомневаешься - попробуй, потягайся. Хочет доктором стать как Квашнин. Отслужу, грит, в армии и поступать буду в медицинский.

   Да что там говорить, мужики уже выросли в кого-то. Они оперялись, обрастали амбициями. Юрча, наконец, оторвался от старых обид и стал мягче. Он опекает меня, и я не встаю в позу. Мы друзья.

  Витюля продолжает наращивать свою основательность. Надежен до безобразия. Может в скалах у него не так получается, зато в быту, в горах, он самый лучший. У них с Юрчей классная связка. Они дополняют друг друга, расторопно, спокойно, без мелочной суеты.

  А Ирина болеет за меня. Ей очень хочется, чтобы получилось. Она так уверена во мне. Она говорит - я отлично сложен. При моем бараньем весе в 59 кг. меня обзывают культуристом. Жира нет совершенно, а мышца отточена до предела. На межшкольных соревнованиях я подтянулся больше всех в городе. А что толку?

  Люблю тепло. На Азиатской почти жара. Загораю в одних трусах. Архипов ругается слегка, а мне смешно. Теплая, родная скала. Прошлым летом я так мучительно привыкал к ней. Сколько ссадин, ушибов пришлось от нее претерпеть.

  Постоянная, непроходящая неудобность, всегда чего-то недоставало. В самый неподходящий момент бьешься макушкой о карниз, в самый отчаянный - теряешь равновесие. Был, правда, один маршрут любимый - Тура. Я на ней Маркхлевского наказал...

  Теперь по другому. Почти каждый маршрут мой любимый. Ноги складываются и распрямляются сами. Не спрашивая, как и зачем, руки берут зацеп за зацепом. Исключительно ловко уворачиваясь, откидываясь, зашагивая, мое тело торопится вверх. Автоматизм - вещь великая, но приходит тяжело.

  Снизу, с земли, есть стенка слегка отрицательная, Гном называется. Метров пять - шесть. Копейки, а разговоров о ней. Там так тяжко, что в пиковом положении, почти на одной руке подтягиваешься. А иначе никак.

  Серега Самойлов при мне из мужика за нее выдавил бутыль шампанского. Тот не верил, а Серега вылез. Мужик, видать, из бывших скалолазов, аж рот раскрыл настежь.

  - Полезешь? - спрашивает Архипов.

  - Ага.

  - Давай на время?

  - Можно.

   Подшагивание, откид, вис на левой, перехват правой и рывок на ней же вверх. А дальше врубаю автомат и пошло, поехало. 37 секунд до карабина. Архипову аж кнопка секундомера понравилась.

  Один маршрут, второй, любой из сорока секунд выхожу. Тепло, мышцы тянутся как резиновые. Кайф.

  - Если так на соревнованиях пройдешь, приз Кудерина наш будет, - утверждает тренер.

  А что? Главное, чтоб настроение и солнышко.

  Шоссе черное и мокрое. По его краям, играя блестками, текут ручьи талой, весенней воды. Жмурюсь - больно смотреть. Начало весны, а день хоть куда. Девчонки рассыпались по окрестным склонам и собирают подснежники. Нежные, дикие, им плохо в человеческих руках. Зачем рвать цветы? Они вянут и умирают почти мгновенно.