Мы оказались в опасной близости друг от друга, когда рубить было почти невозможно — не оставалось места для замаха. Но Митилена продолжала наносить удар за ударом, как кузнец по наковальне, уже не заботясь о точности, а лишь проверяя, что способна вынести моя рука. Может быть, если бы на другой руке у меня был щит, она била бы по щиту. Я терпеливо сносила все это.
— И путь к объединению должна указать им ты?
— Путь к объединению должна указать им Богиня. Моя задача — привести их к Ней. Когда-то она обитала на Змеином Болоте. Но, как змеи сбрасывают кожу, так и она бросила свое старое облачение и ушла оттуда.
Митилена отступила назад. Мне показалось, что она устала, но нет, это был тактический маневр, чтобы сделать решительный выпад.
— Так где Она?
— Ищи Ее — и найдешь! Может быть, Она на лунном серпе? На гребне морской волны? На острие меча?
Некоторое время мы продолжали фехтовать молча. И, когда я думала, что диспут уже закончен, Митилена внезапно произнесла:
— Ты их унизила. Они тебе этого не простят.
— А разве прощение важно?
Ее лицо исказилось, словно она хлебнула отравы. И глаза, похожие на черные колодцы, смотрели в мои, почти бесцветные, как галька на морском берегу.
— Ты все еще не понимаешь, для чего нужно зло. Тебе все кажется, что оно существует, чтобы ставить перед собой задачи, которые тебе было бы любопытно решать.
— А для чего же еще? — спросила я. И выбила меч из ее руки.
Кирена, Никта и Клана тем временем развлекались на свой лад. Они заметили отряд задолго до его приближения. А ведь они были с собаками. И позволили себя окружить. Те рассчитывали на легкую победу. Их оказалось вдвое больше, к тому же им, видимо, сообщили, что дело придется иметь с женщинами. Но позабыли объяснить, с какими. Или намеренно умолчали.
В целом, рассказывала Кирена, она не может дурно отозваться о людях здешнего племени. Напоминают кочевников с нашего полуострова. Та же лихость, напор, ставка на неожиданность и стремление запугать противника. Но недостает умения, точности и согласованности действий. Да и сами действия супротив наших какие-то замедленные.
Надо было видеть Кирену, когда она употребляла это слово.
Короче, повторение пройденного, только оружие у них несколько другое. Вместо мечей — дротики и пращи, да и щитами они пользуются. Все это метательное оружие неплохо срабатывает при нападении, но бесполезно при защите. Подобные отряды и не прибегают к обороне, это не в их привычках. Если они не могут сразу победить, тут же отступают.
Ну, а сейчас они тем более не собирались обороняться. А когда выяснилось, что добыча, казавшаяся такой легкой, в действительности прямо противоположна, отступить им не позволили. Кирена сразу определила, кто у них там вождь, добралась до него через телохранителей, пройдя сквозь град камней пращников, оглушила и перетащила к себе на коня.
Нет, жалко, что я этого не наблюдала.
Затем Кирена сделала знак уберечь для допроса еще троих, а сверх того, не дала уйти никому. Может быть, зря.
Наверняка зря. Но я ей этого не сказала, а позвала Гериона с Биа и велела им выследить, откуда эти «мирные пастухи» появились. А также дала распоряжения другим разведчикам, во главе которых поставила Лисиппу и Смирну. Не исключено, что племена пойдут на соединение — мы должны об этом знать. Также предстояло связаться с другими крепостями побережья. Затем пошла посмотреть на пленных, которые все еще были во дворе.
На пути встретила Мегакло, которая сварливо кудахтала, узнав от Кланы, что убитых налетчиков не потрудились похоронить.
— Это что же будет, если каждый день так пойдет? Тут Келей что-то болтал про какую-то «кровь земли». Так и привезли бы ее с острова — покойников облить и сжечь! Мне чума под самым боком у крепости без надобности!
В словах Мегакло был какой-то смысл. Мне чума под самым боком у крепости нужна не больше, чем остальным. Но я рассчитывала, что каждый день оставлять за собой мертвецов мы не будем. Это должна была быть другая война, совершенно новая…
Пленных окружили самофракийцы, с любопытством глазеющие на жителей суши. Ведь до этого они видели только атлантов. А я — только атлантов и горгон (евнухов я не считала).
Эти люди, несомненно, принадлежали к тому же племени, что и горгоны — тот же цвет волос и глаз, тот же тип лица. Но имелось и существенное различие. Я не говорю о том, что эти были мужчинами, а горгоны женщинами, и даже не о том, что кожа у горгон бледна, а у этих выдублена солнцем, Я о более важном. В горгонах с их выморочной древней мудростью ощущалось нечто мертвенное. В этих не было никакой мудрости и никакой мертвечины. Лохматые, бородатые, сильные люди в выцветших свободных балахонах и головных повязках. Одежда их была из шерсти, и в ней повторялись синий, белый и красный цвета. Не потому ли, что это цвета Богини в знак Великой Троицы, или просто потому, что синюю и красную краски проще сделать?