Ветер и сталь

— По-моему, лейтенант Маркус Эйген из департамента шерифа. С ним был почти весь штурмовой дивизион второго уровня. Вернулись немногие.

Детеринг едва заметно кивнул.

— Вы знали капитана Матье Лафрока?

— Да кто ж его йе знал. Его недавно грохнули на какой-то операции, я не знаю подробностей. А что?

— Как Лафрок контактировал с Эйгеном?

— Самым непосредственным образом. Он был его любовником. Эйген — транссексуал, но Лафрок умолял его не ложиться на реконструкцию. В мужском виде он ему нравился больше. По-моему, единственная мужская одежда, которую носит Эйген, — это полицейский мундир.

— Ну и типы у вас тут, — поморщился я. — Хотя, возможно, я слишком консервативен в некоторых вопросах. А Лафрок, оказывается, был человеком широких взглядов. Я слышал, он предпочитал молоденьких мальчиков.

— А у вас таких не встречается? — спросил Пирс.

— Это исключено. Мы проходим сложную процедуру генной идентификации. Любые отклонения… психологическая устойчивость слишком важна. Мы все в параметрах абсолютного стандарта.

— Ваши коллеги меня всегда удивляли, — Пирс выдвинул вперед массивную челюсть. — Вот ваша неприкасаемость, к примеру…

— Подготовка одного офицера СБ обходится Империи в сумму, достаточную для постройки десяти линейных кораблей класса «Виннер», — ответил я.

— Вы знаете следователя Эгона Миллера? — спросил Детеринг.

— Ну, я слышал это имя, — пожал плечами Пирс, — но лично — нет. Я давно служу в патрульном дивизионе и не пересекаюсь с такими экземплярами.

— Вам знаком шкипер по имели Олаф?

— Олаф?.. Да я вообще не знаю ни одного шкипера, я не интересуюсь транспортом, зачем мне?

— Я понял. — Детеринг прикрыл глаза. — Забудьте все, ничего этого не было. Ничего не бойтесь. Прощайте.

— Вы?..

— Я даю вам слово офицера и лорда, что вас ничто не коснется. Прощайте, капитан Пирс.

Глава 7

Стандартный вариант, — сказал Детеринг. — Захват живьем.

Я молча кивнул; мы стояли посреди Ольгиной спальни — я в одном бронекомбинезоне, Танк сменил свой шикарный наряд на полевую форму десантника без эмблем и знаков различия. Ольга сидела возле зеркала и не отрываясь смотрела на меня, покусывая нижнюю губку.

— Надевай штанишки и сандалии, а сверху — вот это.

Он нагнулся и вытащил из своего кофра короткую кожаную куртку с полковничьими погонами — форма «полигон А». Быстрыми движениями отстегнул погоны и сорвал нашивки, которые украшали рукава. Нашивок было несметное количество: офицер-снайпер, мастер-пилот, мастер полевой разведки, мастер полевой хирургии, офицер-наставник и что-то еще. Все они полетели на пол. Я тем временем влез в узкие, как чулки, мимикрирующие штаны и натянул высоченные мягкие сапоги из того же боевого комплекта. Сапоги эти держали удар до четырехсот единиц и температуру в пару тысяч градусов. Под куртку я надел Ольгин черный свитер, пахнущий тонкими дорогими духами. «Все это ничего, — подумал я, — но вот что я увижу без шлема?»

— Увидишь, — сказал Детеринг, — все, что нужно, ты увидишь. Так, все? Оружие.

Я загнал в «нокк» двойной магазин, еще три запихнул в набедренные карманы, туда же — блок связи, кинжал и кое-какие мелочи. Спрятал под куртку боевой пояс с ненужной без шлема АСУ и системой жизнеобеспечения. Отсутствие наплечника и кибердоктора мне также не нравилось, но что делать — лазить по городу в полном снаряжении?

— Завяжи ему волосы, — Детеринг бросил Ольге широкую черную ленту, — на лбу и сзади.

Она послушно встала и подошла ко мне. Я ощутил ее прохладные пальцы на щеке, поежился. Ольга быстро перехватила лентой мои кудри, завязала на затылке некое подобие банта и вдруг уткнулась носом мне в шею. Детеринг едва заметно улыбнулся.

— К бою.

Мы вышли из спальни. Впереди шел Танк со своим верным «четырехсотым» на плече, за ним мы с Ольгой. Она молчала всю дорогу, все так же покусывая губу. Глаза ее были устремлены в невидимую мне даль, и лишь когда Детеринг распахнул дверь коптера, она посмотрела на меня и произнесла лишь одно слово:

— Вернись.

Я кивнул, коснулся губами ее лба и запрыгнул в салон. Коптер рванулся в черное беззвездное небо раньше, чем я успел задвинуть пассажирскую дверь. Я пробрался вперед и занял правое от пилота кресло.

— Сперва Казаков, — сказал Детеринг, не отрывая глаз от лобового стекла.

— Там, вероятно, охрана, — ответил я.

Тонкий профиль Детеринга, подсвеченный призрачным малиновым сиянием приборной панели, слегка качнулся.

— Они не должны нас видеть.

Я дернул плечом. Что ж, значит, умрут все. Все, кому мы попадемся на глаза. Впрочем, что толку об этом рассуждать? Да, у них тоже, вероятно, есть жены, есть дети… Да, мы звери. Хищники. Зубастые твари, безжалостные драконы. Да. Только умираем мы почему-то первыми, и умираем молча, сжав челюсти и не издав ни звука. Умираем тогда, когда они спят, размножаются, чавкают или вытирают сопли. И нам милосердия ждать неоткуда. Потому что наш оппонент не бывает ни слабым, ни беззащитным. К не бывает нас сто на одного. Только наоборот.