Ветер истории

— Вот и все, милейший. Теперь вы совершенно здоровы. Ну то есть физически здоровы. Память ваша не восстановилась?

— Нет, профессор, увы.

— Ну ничего, не расстраивайтесь! Она может вернуться в любой момент и в полном объеме.

Профессор как неуверенно помялся и решившись спросил.

— Сергей Алексеевич, вы позволите задать вам личный вопрос? — дождавшись кивка, он еще помявшись спросил, наконец — У вас с Александрой Александровной…

— Простите, профессор, но никаких НАС с Александрой Александровной нет. Я просто предоставил раненным по ее просьбе бричку на рессорах.

— Вот и славно — облегченно засуетился врач — Вот и замечательно, а то, знаете ли, не хотелось бы каких-то слухов. да и вообще…

— Знаю, профессор. Вы совершенно правы и мне это тоже ни к чему. И я и Александра Александровна взрослые разумные люди и не собираемся делать никаких глупостей или давать поводов для сплетен. да и мыслимое ли это дело. Кто она и кто я.

— Да, да. — закивал профессор — извините, что спросил. Сами понимаете мое положение. Ведь я в некотором роде несу ответственность за девушку.

На этом мы и расстались. Сашеньку я не встретил. И слава богу, ибо и правда не фиг. Хватит на сегодня косяков.

На обратном пути сделал Сане внушение, чтобы не трепался о разговоре с ранеными. Тот, выпучив для убедительности глаза, заверил меня, что могила и вообще. Судя по задумчивым взглядам, которые последующие пару дней бросал на меня бывший бунтарь Сыпченко, Саня таки проболтался. Впредь будет мне наука — на его молчание полагаться нельзя.

Тема с листовками меня зацепила. Я-то думал, что пропаганда в армии началась позже, кода временные вожжи отпустили. Оказалось, что ничего подобного. Клим, когда я его при случаи расспросил, рассказал, что да, и листовки по рукам ходят и газеты даже иногда появляются и агитаторы есть. Правда агитаторы из своих, из солдат. Пополнения прибывают постоянно, а народ в тылу совсем с ума посходил с этой политикой. Правда большой проблемы в политике Клим не видел. Многие "сицилисты" были отличными солдатами и числились у командиров на хорошем счету. Другое дело — дезертиры. Война уже всем порядком надоела, тем более, что за что она идет никто толком не понимал, а речи толкаемые иногда начальством и призывы в казенных газетах солдаты уже давно пропускали мимо ушей и глаз. Уж больно мудрено и вычурно изъяснялись образованные господа и прямо сказать ничего не могли. Все больше про верность царю и прочие высокие материи рассуждали. Вот солдаты и бежали, особенно перед большими боями. Дезертиров, конечно, ловили, но те называли другие полки и пока разбирались кто да откуда, бои стихали. Почему дезертира нужно возвращать обязательно в свой полк и почему даже судить его надо было непременно там, я так и не понял. В общем трусы нашли беспроигрышную лазейку, тем более, что даже тем кого отдавали под трибунал грозила не смерть, а каторга. Некоторые вполне сознательно шли в бега, предпочитая сидеть, а не лежать в безымянной могиле. Дела-а-а…