Ветер моих фантазий (СИ)

Парень постоял с минуту в нерешительности, потом все же улыбнулся. Уже по-настоящему гостеприимно. Исчез в темноте. Щелкнул выключателем, озаряя тесную прихожую светом. И посторонился, пропуская нас. И мы, заулыбавшись, вошли внутрь их берлоги, тесной, заставленной всякой всячиной, но по-своему уютной. Я шла последней и сама дверь закрыла — мы давно уже научились, как.

Лий, как и следовало ожидать, обнаружился голодным. Предки его опять куда-то умотали в командировку. Сам друг, как обычно, поесть забыл. Ну, не считая перекуса на работе. Так что мы и пельмени оказались очень кстати. И пару бананов парень успел слопать, пока Лера ужин стряпала.

— Что у вас? — спросил он, когда закончился второй банан, поднявшись к мусорке.

Лера руку протянула, мол, отдай мне, мне норм дотянуться — и он сразу же молча ей в руку шкурку вложил.

У него с Лерой иногда было какое-то особое понимание, какое никогда не было со мной. Хотя мы обе знали его примерно одинаково. Еще класса с восьмого, когда подобрали избитого и пьяного и решились притащить к Лере домой и отмыть.

Это, конечно, ход был рискованный, да и вид у парня был не очень располагающий. Но у нас сработало женское сострадание. Точнее, лерино сработало первым. Она к нему первая подошла, тормошила его. Отдала свою минералку допить. Мое сострадание ожирением явно не страдало, скорее уж, анорексией на пару с эпилепсией. И напополам с амнезией, ибо иногда начисто забывало о своем существовании. Я даже шепнула тогда, может, не надо?.. Но подруга была строга и неумолима. Хотя тащить нам пришлось его вдвоем. Дотащили, кое-как лицо и руки помыли, раны перевязали. Потом выпорхнули на лестничную площадку, дверь прикрыв, вдвоем меня отпрашивать из дома, чтобы у Леры смогла переночевать. Не оставлять же ее наедине с ним! И отпросили меня, хотя и не сразу.

Потом сидели на кухне, тихо пили чай. Домашкой шуршали.

Парень выполз к нам уже после полуночи, недоумевающий, что делает в незнакомой квартире. Я испугалась, а вдруг сейчас что-то будет? Вдруг он еще не совсем трезв? Нападет на нас? А Лера сказала прежде, чем я придумала, по какому поводу рот раскрыть:

— Кушать хочешь?

Вот так просто сказала и легко, незнакомому человеку, с которым мы и так уже навозились. Еще и объясняй потом соседкам-пенсионеркам, кого мы тайком без родителей затащили в дом, если те успели нас увидеть. И чему там нас успели научить, дурному.

А парень ощутимо так смутился от ее доброты. И стало видно, что парень он приличный, просто попал в период невезенья. И он даже не хотел еще и брать у нас еды, но его желудок все решил сам.

Кстати, в тот день ночью мы тоже варили пельмени. Пили черный чай с бергамотом. Доели две последние сосиски. Допили томатный сок из дальней полки холодильника. Парень смущался каждому проявлению заботы, постоянно извинялся и благодарил за доброту. Потом он порывался сразу же уйти. Но Лера уговорила остаться и спать в гостиной на том же диване, куда мы его и перенесли.

— Мы же волноваться будем, что ты ушел так, — сказала она тихо и немного даже укоризненно, — Вдруг ты там упадешь? А кто тебе скорую вызовет ночью?

И он остался. Часа два еще поспал в гостиной. Потом робко выскользнул, попросился в душ. Лера пустила. Потом он вышел отмытый и смущенный, хотя и в грязной одежде. Она ему свои спортивные штаны и футболку старую притащила. Он смутился сильно и испарился в ванную. Потом сидел возле нас, переодетый, чистый и смущенный. На сей раз сам себя пластырями облепил, нас «не утруждая». С пакетом с его грязной одеждой. Лера еще предлагала помочь зашить, но он отчаянно отнекивался и разволновался. Она его пожалела и предлагать прекратила. Потом мы снова вместе пили черный чай с бергамотом. И он приметил наши тетради с домашкой. Помочь предложил. И по каким-то предметам хорошо шпарил, даже будучи усталым и раненным.

Утром парень ушел, рано. Долго еще смущенно извинялся и благодарил в коридоре у прихожей.

— Соседей разбудишь, — улыбнулась наконец Лера.

А я бессовестно зевнула.

Спасенный смутился еще больше и торопливо испарился в неизвестном нам направлении.

Лера вдруг выскочила к лестнице и крикнула:

— Но ты там будь живой!

И после некоторой паузы, где-то на два этажа ниже нас отозвалось:

— Хорошо, пока буду.

В общем, недели две соседки-пенсионерки трепали нервы Лере и ее маме своими подозрениями. В итоге бедную подругу к гинекологу утащили. Но там обнаружилось, что ничего такого не было, ни тогда, ни вообще — и все успокоились. Если не считать, что Лерка еще месяца три краснела, приближаясь к тем сплетницам, да и вовсе перестала с ними здороваться. Все-таки, ее личная жизнь — не их ума дело. Тем более, такие жуткие подробности.

— Я вообще не целовалась еще ни разу, — в слезах говорила она мне на прогулке, утащив меня подальше от дома и в сторонку от людей, — А они… как они могли такое подумать?!

Но спустя еще полгода мы о том парне забыли. Хотя Лера тех сплетниц до сих пор игнорировала. И, по-моему, за дело. Хотя вредные старушенции были явно не согласны с нашим мнением.