Ветер моих фантазий

Она шла робко, шатаясь от усталости. Ветер преследовал ее, взметая края ее скверного покрывала, требовательно срывая их, будто хотел отобрать вовсе ее хлипкое убежище, вырвать из рук… Она едва шла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот она застыла за этим углом стены, торчавшим вверх, высоко, словно кость мертвеца. Тяжело вздохнула. Долго стояла, прислонившись лбом к сверкавшей поверхности.

Ветер налетел на нее, затрепетали кроя ее одеяния. Выбились наружу длинные рыжие волосы — и огненным всполохом метнулись над сверкающей стеной, отражаясь игривыми бликами в ее поверхности. Волосы, местами спутанные, местами — слипшиеся от крови.

Она стояла так долго, замерев. И стояла бы еще дольше, но ветер вдруг на летел на нее, задумавшуюся или уснувшую, прячущую лицо возле холодной-холодной стены, сорвал ее самодельное тряпичное покрывало и единственного защитника его. Бросил вниз, прокатил, обрывая кое-где, об обломки и осколки стен, когда-то сверкавших наподобие огромных высоких кристаллов. И по низу — по искусственной земле катнул — за стену. И швырнул в лужу подсыхающей крови.

Она дернулась, отлепилась от стены. Прищурились заплаканные глаза, прячась от колючего ледяного снега. Отчаянно оглянулась, ища последнее теплое свое укрытие.

И не нашла. Шагнула было мимо, но что-то вдруг дернулось в ее лице. Застыли, будто опустев, ее глаза. Она смахнула новую полоску слез. И нервно оглянулась. Туда, за стену.

И улыбнулась, увидев неподвижное тело в светло-серой, побагровевшей одежде.

И… застыла, заметив второе.

Вдруг подалась вперед, вглядываясь.

И вдруг отчаянно закричала, обхватив голову.

Метнулась к ним.

Упала на колени возле того, чьей одежды блекло-синий цвет уже сложно было найти и отличить меж затверделой темнеющей крови.

Обильно слезы по щекам ее потекли. Дрожащие руки протянулись к его лицу. Коснулись его. Прислушались к ощущениям. И напугано замерли. И обессилено плечи ее опустились.

Шептали что-то губы, едва слышно. Дрожали ресницы. И тело ее от рыданий сотрясалось.

Так она сидела подле него долго. Не чувствуя затекших или уже онемевших ног. Дрожащая и растерзанная своим горем, внезапным, разбивающим глаза и душу вдребезги. Будто мир еще не ухнул, покуда шла она сюда. Будто в нем была еще надежда укрыться, хотя бы под ветхой накидкой из разноцветных кусочков ткани. Но теперь, когда она застыла возле него, казалось, что мир весь рухнул. Будто не осталось от мира уже ничего.

Падал снег. Кружился, если сумел избежать хоть на мгновения ветра. Врывался между обломков ветер. Вьюжная дымка скользила по искусственной, залепленной чем-то плотным земле.

Заметал снег тело, возле которого она рыдала. И меньше чуть, тая местами, еще медленнее закрывал тело, лежащее чуть поодаль.

Она дрожавшими руками загребала снег. С лица его сметала. Будто ему без пышного белого покрывала было бы теплее. Будто бы убери снег — и настала бы пора иная.

Дул ветер. И падал, падал с неба снег…

От одного из мужчин осталось еще сколько-то видно лицо да часть головы. А с другого она все так же, заботливо, снег убирала… Не замечая, что почему-то тает снег возле другой его руки, кончики двух пальцев которой касались бока мужчины, лежавшего с ним рядом…

И падал, падал снег…

И снег уже укрыл и осколки стен, и кровяные разливы…

И падал, падал снег…

Только рыжие волосы ее, длинные, спутанные, хоть и потемневшие, намокшие снегом вначале, но теперь уже начавшие подергиваться тонкой коркой инея, ярко выделялись на мире, затканном снежным покрывалом. И скрылось бугром белым уже давно сброшенное ею, уже замершее покрывало…

Приподнялась вдруг грудь, прежде бывшая неподвижной. Шумно вышел сквозь ноздри воздух.

Она огляделась, ища источник звука. И не ища его на тех телах двух, мертвых…

Долго озиралась, но кроме нее и двух неподвижных тел в этом мире, затканном белым, со стираемыми следами когда-то огромного яркого города… в мире этом никто не дернулся. Ничего не дрогнуло. В этом городе кроме нее никого не осталось.

А снег все падал и падал…

И стирала природа чистым белым цветом и лужи крови на искусственных дорогах, и пятна крови на обломанных стенах… укрывая ошметки чьей-то плоти. Белыми перчатками укутывая руки, торчавшие кое-где из-под обломков…

И заволокло обломки города снегом. Облепило, закрасило.

И будто бы был здесь город, не столь давно уж.

И будто города уже не было…

Она долго оглядывалась, но не светилось в глазах ее светлых надежды, ни капли… Будто вся ее надежда вышла уже со слезами, заледенела возле ее ног.

Девушка вдруг всхлипнула, отворачиваясь от стертого зимою города. И обреченно посмотрела на ноги, на свои колени, прикрытые пушистым белым одеялом. Эти конечности уже ничего не чувствовали. И руки холодом щипало уже тише. Вот, кружась, приземлились на побелевшие тонкие пальцы еще три снежинки. Еще две. Еще пять. Так снег и зима медленно и руки ее укутывали в снежное прохладное, еще ощутимо прохладное покрывало.