— Господа-товарищи, имейте совесть. Что, я в рапорте напишу? Пропавшие граждане на вверенной мне территории, были похищены инопланетянами и возвращены спустя три года на Землю? После этого мне не то что капитана не дадут, а выгонят из милиции в два счета и тогда, плакала моя служебная жилплощадь. А между прочим, мне осталось всего два года, и она останется за мной.
Мы переглянулись и неожиданно рассмеялись.
— Не вижу ничего смешного.
— Простите, товарищ старший лейтенант, действительно как-то неловко вышло насчет инопланетян, — сказал, понимая, что надо как-то выходить из создавшегося положения. В этот момент из ванны вышел Артур. Вытирая голову полотенцем, он поздоровался и только после этого, обратил внимание на милицейские погоны.
— Так, а это кто, позвольте узнать, ваш родственник?
— Нет, хороший знакомый.
— А паспорт у вашего знакомого при себе есть?
— Извините, но когда я хожу в гости, паспорт я с собой не ношу.
— Напрасно, сейчас вся Москва носит паспорта. Вас что, никогда в метро не останавливали?
— Представьте себе, нет.
— Странно. А величать вас как?
— Кобзев Артур Христианович, — и Артур продиктовал свой домашний адрес.
— Чудьненько, а телефончик хозяюшка, где у вас?
Вика дала участковому телефон, и он стал куда-то звонить.
— Алло Семеныч, это я, Селезнев, слушай, посмотри там телефон отделения, за которым числится, — и он назвал адрес Артура, — как ты сказал двадцать восемь, понял. Я после дежурства к тебе заскочу. Все, будь здоров.
Он прищурил взгляд и набрал продиктованный номер.
— Алло. Отделение. Вас беспокоит участковый инспектор Селезнев из сто сорок девятого. Да. У меня вопрос по поводу пропавших без вести. У Вас Кобзев Артур Христианович случайно не значится в розыске. Да-да, что, когда, понял. Все спасибо.
Он повесил трубку. Мы с нетерпением ждали, что он скажет. Он снова посмотрел на нас и сказал:
— Действительно, Кобзев Артур Христианович, шестьдесят девятого года рождения, проживает по указанному вами адресу. В розыске не значится, хотя длительное время отсутствует, ввиду чего является злостным неплательщиком коммунальных платежей. Кстати, как и вы, гражданка Лунина, — он посмотрел на телефон и добавил, — а почему у вас телефон не отключили за неуплату?
— Я имела глупость оплатить за пять лет вперед.
— Вот видите, глупость, зато с телефоном остались, а так бы отключили.
Наступила пауза. Участковый тяжело вздохнул и сказал:
— Так, где же все-таки вы все это время пропадали, хотел бы я знать?
— Товарищ участковый, а вы напишите в своем рапорте, что я и мой муж Лунин Сергей Николаевич, отсутствовали без уважительной причины в течение трех лет, а на вопрос, где они были всё это время, говорить отказываются.
— Интересная постановочка вопроса. Это как же вас прикажете понимать?
— Очень просто. Мы раскаиваемся, что создали для вас проблемы, но говорить, где всё это время были, отказываемся.
— А причина отказа?
— Личного характера, — добавил я.
— Понятно. Короче. Завтра, в 19–30 порошу одного из вас зайти ко мне в опорный пункт для составления бумаг, — он достал визитку и положил её на стол, — надеюсь, до этого времени вы опять не исчезнете на пару лет.
— Обязательно зайду, — сказал я.
— Я провожу, — сказал я, поднимаясь вслед за участковым.
Мы вышли на улицу.
— К метро направляетесь?
— Да.
— Пойдемте, провожу, мне в том же направлении, если конечно не возражаете?
— Моя милиция меня бережет, как раньше говорили.
— То раньше, теперь неизвестно кто кого бережет. Вопросик можно?
— Да, хоть два.
— А с чего это вдруг вы про инопланетян наплели мне?
— А что разве такого не бывает? Вон сколько пишут, что людей похищают, потом возвращают. По-моему весьма актуально.
— Шутник вы, однако. Только я вам вот что скажу, в каждой шутке есть доля истины. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Безусловно.
— Вот то-то. Вы, насколько я помню, сантехником в нашем ЖЭКе работали одно время, если мне память не изменяет, не так ли?
— Все правильно. Но это было лет семь назад, нет больше десять. А вы разве тогда у нас участковым были?
— Я уже двенадцать лет здесь работаю. Потому всех и про всё знаю.
Я промолчал и до метро участковый больше меня ни о чем больше не спрашивал, только, когда я попрощался, он напомнил, чтобы я обязательно завтра зашел к нему.
Разговор с дочерью получился тяжелым. Когда я вошел в квартиру, она буквально набросилась на меня с обвинениями в бессердечности и жестокости к ней, и её матери. Я молчал и ждал, когда она выговорится и успокоится. Наконец, когда она перестала кричать и размахивать руками, я спросил:
— Могу я хотя бы присесть?
— Да.
Мы сидели некоторое время молча. Я смотрел на Дашу и думал, что чем старше она становится, тем всё больше и больше становится похоже на мать. Пышные каштановые волосы, пронзительный взгляд из-под лобья, жесткая речь. Я смотрел и вспоминал, какая она была смешная маленькая, а выросла и стала взрослой женщиной.
— Ты чего молчишь, — спросила она, и голос её стал тише.