Ветер нашей свободы

— Удобно? — Вижу его ноги в грязных ботинках совсем рядом со своим лицом. — Вставай!

Он снова подхватывает меня и тащит куда — то в сторону, а я даже не успеваю ничего сообразить, как оказываюсь сидящей в кресле, и Кира бледное лицо приближается ко мне. Несколько секунд он смотрит мне в глаза, а потом зажмуривается и прислоняется своим лбом к моему. Чувствую его дыхание, лёгким ветерком касающееся лица.

— Как же я тебя люблю. — Боль в голосе почти невыносимая. — Почему ты не захотела по — хорошему быть со мной? Всё бы могло быть по — другому. Думал, с тобой мне повезло, верил, что не предашь, а в итоге оказалась точно такой же, как и все остальные — сбежала к первому встречному. Почему так, Агния? Чем я плох? Никогда не мог понять, чем все эти другие лучше меня. И никогда этого не пойму. Ты тоже, как и они, оставила меня ради этого татуированного существа. Поэтому с тобой, моя милая, будет то же самое, что и с остальными.

Чувствую, как по его телу проходит сильная дрожь, и Кир медленно отходит, обняв себя за плечи, и стоит, глядя в окно. Оглядываюсь, пользуясь передышкой, вокруг: большая комната, обставленная ветхой пыльной мебелью. В углу моток веревки — точно такой же он связывал меня раньше. Содрогаюсь от ужаса, представив, что он опутает ею меня вновь.

— Что ты со мной сделаешь? — Замечаю недалеко стоящую лопату. Не знаю, что она здесь делает, но, если мне удастся дотянуться до неё, то смогу двинуть ею Кира по его тупой башке. — Убьешь?

— Какая любопытная девочка, — усмехается, не поворачивая головы, а я сдвигаюсь медленно влево, пытаясь дотянуться до лопаты. — У меня много планов на тебя, но смерть пока не на первом месте в списке моих желаний.

Прожигаю взглядом его затылок с прилизанными редкими волосенками и тянусь изо всех сил к заветной цели, но вдруг он резко поворачивается и впивается в меня колючим взглядом. Холодный пот выступает на спине, когда понимаю, что он с самого начала знал, что я пытаюсь сделать.

— Куда это ты свои ручонки тянешь? — Страх, мощной удушливой волной, поднимается вверх по горлу, перекрывает дыхание. — Думала, что она просто так здесь находится, наивная ты идиотка? Господи, каждая, ты слышишь, каждая попадается на эту уловку! Какие же вы все одинаково предсказуемые идиотки. Хоть бы одна удивила и не стала хвататься за лопату.

Кир подходит медленно, крадучись. С каждым исчезнувшим сантиметром между нами все лучше понимаю, что из этого дома не выбраться, не спастись. Он убьёт меня, перед этим натешившись вдоволь. Темно — серые глаза полыхают безумием и жаждой. Зажмуриваюсь до рези в глазах и сжимаюсь в тугой комок — ужас тем временем сплетается в животе в причудливые узоры.

— Не бойся. — Высокий голос обманчиво вкрадчив и ложно добр. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Не верю, — выдавливаю из себя, но слова идут также тяжело, как и сок из камня.

— Твое право, каждый верит в то, что сам выбирает.

Он уже совсем близко. Шепчет на ухо, проводит пальцами по щеке, поглаживает, но его прикосновения как холодные змеи — ничего, кроме ужаса не вызывают. В итоге не выдерживаю и с размаха бью Кира по лицу. Вернее, я надеюсь, что попала туда, куда целилась. Он шипит — наверное, больно сделать все — таки удалось. Это придает сил и вселяет уверенность: изворачиваюсь и снова бью его, уже обеими руками, несмотря на жгучую боль в плече.

— Уймись, идиотка, — орет, пытаясь ухватить меня за руки, но я словно обезумела. Подключаю и ноги, в итоге треснувший ранее гипс раскалывается на части. Наплевать. — Хватит!

В итоге ему удаётся меня ухватить — слишком слаба, чтобы долго сопротивляться. Но я, во всяком случае, боролась.

Вдруг раздается сигнал телефона, и Кир, чертыхнувшись, не выпуская меня из хватки, достаёт из кармана мобильный.

— Все сделано? — Я, уже не сопротивляясь, просто сижу, задыхаясь в его объятиях, хочу крикнуть, позвать на помощь, но слова не выходят наружу, застревают в горле. — Отлично. Давай сюда — нужна будет помощь. Да, как всегда. Да, в этот раз все будет быстрее обычного. Жду.

Трубка летит на пол, а Кир хватает меня за волосы и стаскивает с кресла. Голова разрывается от боли — кажется, я даже слышу треск отрывающегося скальпа. Он тащит меня волоком и смеётся.

— Сейчас нам будет весело, сейчас мы поиграем. — От этих слов кровь стынет в жилах. — Ты любишь играть? Я очень.

Пока тащит меня, несколько раз ударяюсь о стены — он словно специально издевается, стремясь сделать как можно больнее. Кости болят — во мне, наверное, не осталось ни одной целой и когда весь этот Ад прекратится неизвестно.

— Пришли. — По тону чувствую, что он в восторге от самого себя. — Поднимайся. Или не можешь?

— Ты издеваешься? — хриплю, трогая рукой кожу головы, и чуть не кричу от ужаса, когда ощущаю под волосами что — то липкое и теплое. Кровь. Этот урод вырвал мне часть волос. — Зачем ты все это делаешь?

— Потому что могу.

Этот простой ответ, сказанный таким спокойным тоном, ужасает, потому что это правда — он может сделать со мной все, что захочет. Я вся в его власти, но лучше бы было умереть, чем терпеть все это.