Гарольд Орм практически сразу запер в личных покоях Ортона Мерревизера и его жену, а также еще нескольких менее знатных людей, про которых мы знали, что они получают золото из рук королевы.
Также я поговорил с обоими стюардами и предложил им сделать окончательный выбор, кому они служат? Королю или его матери?
Говорил я с ними спокойно, давая возможность сохранить собственное достоинство. Что-то было в самой ситуации и в моем голосе, если даже пятнадцатилетний Роберт Бракс едва сдержал слезы от волнения и желания доказать свою преданность.
В общем, за стюардов я не переживал. Было видно, что парни не подведут. Ну, а чашник Гюнт Холи никуда не делся и продолжал выполнять свои прямые обязанности.
А на следующий день весь Красный замок провожал Серсею. Она выглядела утомленной (похоже, не спала всю ночь), потрясенной, но как и обычно, неприступно холодной и злой. Джейме с болью в голосе рассказал, что Серсея была просто обескуражена тем фактом, что всем на нее плевать. И больше всего ее поразило предательство самого Джейме. Ну, во всяком случае, она думала, что он ее предал и никак иначе. Ведь она до последнего верила и ждала, что брат-близнец поднимет войска и вступится за свою любовь. А ныне все то, чем она жила, разбито на острые осколки. Сын предал, а любимый мужчина не поддержал.
Вся эта ситуация не способствовала хорошему настроению Джейме. Взгляд его был полон гнева и ярости, и казалось, что в любой момент он может сорваться и кого-нибудь убить. Рыцари и слуги старались обходить его стороной.
– Ты же помнишь, что я сделал это по двум причинам, – мой мерин поравнялся с конем Джейме. – Так надо и для ее блага и для пользы страны.
– Срать мне на страну, – он выругался. – Ты хоть понимаешь, кем я себя чувствую? У меня словно открытая рана в сердце. – Джейме дал коню шенкелей и умчался вперед нашего кортежа.
Мы обставили сцену таким образом, словно с почетом провожаем Серсею в Западные Земли. На пахнувшем солью южном ветру трепетали знамена с гербами Ланнистеров и Баратеонов, гордо звучали трубы, и все выглядело так, словно сейчас праздник.
Вот только на лицах большинства людей отражалась если и не радость, то откровенное облегчение. И не будь здесь многочисленной стражи, то я больше чем уверен, не обошлось бы без насмешек и шуток.
С Серсеей мы расстались у Львиных врат. Ее путь в сопровождении многочисленной свиты лежал дальше, по Золотой дороге до самого Утеса Кастерли.
Она не сказала мне ни слова, и даже не посмотрела в мою сторону. Вначале я хотел позволить Мирцелле сопровождать мать. Так было бы легче им обеим. Но потом, по совету Кивана, отказался от этой мысли. Неизвестно, что могла выкинуть обиженная и яростная Серсея в отместку, и за кого отдать мою сестру.
Томмен также остался в замке – парень рос слишком тихим и робким, и пора было выбивать все это из его головы и характера.
Джейме остановил коня и долго смотрел вслед своей любви. Передовые всадники кортежа поднялись на дальнюю возвышенность и стали пропадать за гребнем холма. Вот роскошная королевская карета, запряженная шестеркой белоснежных кобыл, поднялась на верхнюю точку, на миг застыла и пропала…
Боль медленно утихала в глазах Джейме, уступая место тихой скорби.
– Пора возвращаться, – я дотронулся до его плеча. Он встряхнулся, кивнул и постарался прийти в себя, прогоняя минутную слабость.
Вызвав сира Хасти, я отдал ему приказ – его «сотня» отныне переименовывается в Святой Отряд и ему надлежит в короткие сроки довести численность подразделения до пяти сотен человек.
Состоялась беседа с Ланселем Ланнистером. После битвы при Черноводной он сильно изменился, раскаялся и даже ударился в религию. Я не пустил ситуацию на самотек и разговаривал с Ланселем неоднократно. Также Маргери и Мирцелла не остались в стороне. И возможно благодаря этому, Лансель не отрекся от мира, а выбрал другой путь.
В ходе нашей беседы он попросил принять его в Святой Отряд.
– Я был никудышным человеком, – Лансель говорил тихо, но твердо. Похоже, сам факт того, что Серсеи здесь больше нет, разом добавил ему огромную долю смелости. – Ты знаешь, что я совершил множество плохих поступков. И хотя ты их мне простил, здесь, в сердце, я все еще чувствую вину. Позволь мне её загладить.
– Я верю, что ты сможешь стать прекрасным рыцарем. Ты прославишься, Лансель, а о твоей чести и верности люди будут слагать песни, – смотря в его глаза, я говорил то, что думал и то, чего бы хотел увидеть.
И все это меня, безусловно, радовало. Лансель выбрал путь благочестивого и верного рыцаря, а не отмороженного на всю голову религиозного фанатика. И на этом поприще он достигнет успеха. В этом я был уверен и именно этого я и ждал, ведь всем нам так нужны верные и честные люди.
После Черноводной он получил рыцарские шпоры и поэтому не мог стать обычным бойцом. Для начала сир Хасти поставил его во главе десятка. И ему и мне было интересно, что из всего этого получится.