Ветер перемен

«Зачем горстке неграмотных мусульман могло понадобиться оборудование для плавки руды?» Это было выше понимания капитана Косби. Но Бекман стоял на своем. И если уж он поставил лейтенанта военно-морского флота охранять эти ящики в открытом море, то как мог капитан роптать? Кроме того, все это придумано старым Турком Экстельмом, это он послал свое доверенное лицо в путешествие вместе с семьей сына, указал, где должно храниться оборудование, и вообще все здесь работали на него. Если бы он сказал, что самое важное – ящики с куриными перьями, все немедленно согласились бы.

Капитан Косби с огромным облегчением вздохнул, когда увидел, как нос корабля вышел из створа волнолома и качнулся на первом набежавшем валу. «Снова Средиземное море. Какое же оно синее после висящей над гаванью Туниса туманной мглы! Какое оно свежее и чистое, так и хочется зачерпнуть из него воды и выпить!» Капитан Косби слышал истории о том, как потерпевшие кораблекрушение сходили с ума, когда им приходилось пить морскую воду, но желание напиться ею он понимал. Вода и в самом деле выглядела манящей, не менее соблазнительной, чем многие другие на земле вещи.

Первыми отстали камышовые лодки, потом фелюги, затем в их собственные лодки посадили лоцманов (так и не прекративших до самого конца кричать и размахивать руками) и отправили назад в порт. Наконец перестали следовать за «Альседо» и последние местные любопытные суденышки, и он остался один на один с морем. Капитан Косби занялся текущими делами на капитанском мостике. Он снова командует, больше не будет специальной вахты для охраны этих ящиков (до следующего захода в порт) и никаких особых указаний для команды.

Корабль будет спокойно продолжать свой нетрудный путь вдоль африканского побережья, и машины будут мерно выстукивать свою непрерывную песню. Кочегары будут шуровать уголь, словно повара, разогревающие плиту; постели будут готовиться, и в них будут спать, а потом их снова будут убирать; будут открывать и закрывать занавески, менять скатерти на столах, а палубные кресла будут осторожно поворачивать, когда сидящие в них пассажиры начнут зевать или болтать между собой, решат вздремнуть или задумчиво смотреть на завораживающее пространство моря. Эта картина сделала капитана Косби моряком. Во всем мире нет более соблазнительного зрелища.

– Курс нормальный, сэр? – спросил помощник – немногословный человек.

– Все отлично, – ответил капитан Косби. В рулевой рубке стояла тишина, здесь никто не будет докучать другому и нарушать покой, который опускается на корабль в открытом море, как снег на лужайку.

Юджиния стояла около сходного трапа, чуть откинувшись назад, и легкий ветер играл ее юбкой и шалью. По воде пробегали серые блики, свет не хотел расставаться с морем и цеплялся за волны, как капризничавший ребенок, которого отправляют в кровать, а он старается задержаться под любым предлогом. Потом наступила темнота, усилился ветер, и Юджиния поплотнее закуталась в шаль. «Там, в главном салоне, все собираются к ужину, – сказала она себе, – начнут вспоминать чудесные виды и сценки в Тунисе – в самом городе, в Энфиде и Кайруане, и сосать сырные палочки и есть маринованную сельдь на тостах. Начнут изощряться в словесных вывертах, которые превращают голые слова в подобие чувств, в нечто знакомое и безопасное. А я в это время стою на ночном ветру и жду, не случится ли что-нибудь».

Внезапно Юджиния вспомнила, как болела в детстве и как целых три недели ее заставляли есть одну только вареную картошку и не пить ничего, кроме воды. Какой несбыточной мечтой казались ей тогда обыкновенный суп или яйцо всмятку! Она улыбнулась, вспомнив первый восхитительный обед после картофельной диеты. «Что я тогда попросила? – пыталась вспомнить Юджиния. – Томатный суп-пюре, который готовила Катерина, и сардины на тостах. Я все еще чувствую их вкус на языке. Вкуснее я ничего никогда не ела.

А кто тогда спрятал мятные леденцы в комоде, стоящем в чьей-то спальне, и ждал, пока откуда-нибудь потянет запахом мяты, чтобы потом забраться по выдвинутым ящикам на верхнюю полку комода и добыть запретный плод. Мятные помадки, томатные супы, маленькие рыбки на тостах – где теперь эти скромные желания? – подумала Юджиния. – Как же легко было их удовлетворить».

Ветер крепчал, он рвал ее юбки и хлестал по лицу. Он нес мельчайшие капельки влаги, вроде мелкого дождика или густого тумана, но когда Юджиния попробовала, то это оказалось солью. Она облизала губы, подошла к поручням, смахнула воду с деревянной поверхности и сунула пальцы в рот. Соль, острая, как память, и въедливая, как вера. У нее был удивительный вкус.

ГЛАВА 10

Лейтенант Браун стоял в трюме «Альседо», глядя прямо перед собой и с трудом изображая на лице предельное внимание. Висевший на одном из бимсов фонарь покачивался в ритме движения корабля, но свет, который он отбрасывал на лицо Брауна то слева, то справа, не обнаруживал на нем никаких изменений. Можно было подумать, будто оно вылито из свинца.