Бекман остановился, медленно выпрямился и посмотрел на Брауна. Что-то в тоне Брауна ему не понравилось.
– Я это говорил, лейтенант. – Бекман с издевкой нажал на слово лейтенант.
«Наш» «офицер» ведет себя слишком нахально, – решил Бекман, – но я найду способ поставить его на место». Он повернулся на каблуках, поднялся по трапу и направился на встречу с Джорджем.
Юджиния закончила одеваться к ужину. Ей никак не удавалось заставить Олив оставить ее одну. Та все время хотела еще что-то поправить, подтянуть, разгладить; наконец после многочисленных книксенов она ушла, и Юджиния на несколько восхитительных мгновений оказалась предоставленной самой себе. Она неторопливо вытащила из бархатного футляра ожерелье и покачала его перед шеей. Алые рубины и звездные сапфиры очень шли к ее новому лиловому платью. Юджиния посмотрелась в зеркало. Пробежав пальцами по прохладным круглым камням и защелкнув золотой замочек, она подумала: «Да, это главное для сегодняшнего наряда. Переливчатый шелк очень хорошо сочетается с розовым, фиолетовым и темно-синим цветами камней».
Юджиния отступила на шаг от зеркала и бросила на себя последний оценивающий взгляд. «Тридцать два года, – сказала она себе, – трое детей, но я все еще красивая женщина. Я выгляжу почти так же, как в девятнадцать. Нет, лучше, – поправила она себя, – эти платья намного элегантнее и гораздо больше к лицу, чем все, что у меня было в молодости».
Юджиния вспомнила гранатовое ожерелье тетушки Салли Ван Ренсело. Какое удовольствие доставляло ей одалживать эту нитку камней в филигранной оправе! А мамина камея! Ее преподнес Юджинии гордый отец накануне их с Джорджем свадьбы!
«Бедная мама, – подумала Юджиния, – бедная тетушка Салли Ван, бедная бабуля». В горле встал комок, и Юджиния почувствовала себя ненужной и жалкой, неспособной помочь людям, которые в свое время любили ее. «Их всех уже нет», – подумала она, но больше всего она грустила о матери.
– Я никогда ничего ей не давала, – вслух произнесла Юджиния. И потом напомнила себе: «Не копаться!» Так всегда говорила старая Катерина.
«Слезами горю не поможешь, – бывало произносила она, стоя у плиты, в которой потрескивали поленья. – Пора бы это понять».
В то время эти слова казались не такими важными, как необыкновенно вкусно приготовленный заварной крем. Катерина старалась не ударить лицом в грязь и, поглощенная этим важным делом, даже не поворачивалась к своей подопечной, непрерывным потоком изливая свою ирландскую мудрость.
Юджинии вспомнилось, каким милым местом была кухня в отцовском доме – просыпанной тут и там мукой, паром над чайником, шипеньем, бульканьем и позвякиванием чугунных кастрюлек и сковородок. Это было место, где негромкое тиканье часов на стене действовало как самое сильное успокоительное, а запахи мускатного ореха, имбиря и жарящегося масла заставляли забыть про все на свете.
– Не копаться, – повторила Юджиния. – Прошлое есть прошлое.
«Как бы там ни было, у меня есть все, что хочется, – напомнила она себе. – Это то, о чем я всегда мечтала. Я помню школьные дни и то, как тратились деньги, которых вечно не хватало. Время от времени принадлежность к семье, в жилах которой течет голубая кровь, подводила, ведь так? Новых перчаток не купишь на заверение, что прадедушка в былые времена был важной личностью».
Юджиния посмотрела на свой ларец с драгоценностями, где вперемешку лежало все, что только можно вообразить: бриллиантовое колье, броши, нитки жемчуга – все, чтобы украсить любое платье. «И я счастлива, – сказал она себе. – Очень счастлива и очень удачлива. И сегодняшний вечер удастся на славу».
Юджиния попробовала соблазнительно улыбнуться в зеркало, но отражение устыдило ее. Она испытывала неловкость и чувствовала себя необыкновенно глупой. «Я даже не… – подумала она, – ведь я ровным счетом ничего не знаю… потому что мы с Джорджем… и мы никогда… Ну и что, – сказала она себе. – Ну и что. Мне уже пора быть опытной женщиной, и я буду».
Неожиданно в комнату ворвались Джинкс и Лиззи, за ними вошла улыбающаяся Прю.
– Мама, – заявила Джинкс, – я сказала Прю, что ты расчешешь мне волосы. Ты расчешешь? Ну пожалуйста!
– А почему, мадам, вам не может расчесать волосы Прю? – Поддразнивая дочь, Юджиния протерла руки одеколоном и побрызгала им на запястья – проще было поддержать игру, чем продолжать бороться со своими сомнениями.
– Ой, да она совсем не умеет, – Джинкс задорно улыбнулась Прю. – У нее на голове природные завитушки, и она представления не имеет, как по-настоящему расчесывать волосы.
– Ладно, ладно, мисс Джинкс, – притворилась рассерженной Прю.
Лиззи не обращала внимания ни на сестру, ни на няню.
– Послушай, мама, – начала она, подходя к туалетному столику. – Можно мне взять у тебя пудры?
– Неужто пудры? – сказала Юджиния, от прилива гордости она готова была уступить. – Да ты у меня прямо на глазах становишься леди.
– Как будто ты сама раньше не видела, – возразила Лиззи.
– Да еще такой кокетливой, – ответила счастливая мать.
Перед уходом из комнаты Юджиния дописала в дневник торопливый постскриптум: