Ветер перемен

– Не женат, Уилли? Ну?.. Плохо, это плохо… Джорджа продолжало покачивать, как в полусне, потом он резко развернулся и почти сбил Юджинию с ног. И тут же расплылся в улыбке:

– Ты это видишь, Уилл? Миленькая малютка, моя жена… И к тому же очень любит танцевать. Ради танцев готова на все, верно, Джини? На все, что угодно!

Джордж начал поглаживать жену по щеке, но его пальцы были такими жесткими и злыми, что она невольно отпрянула от него, словно ее ударили.

– По-моему, Джордж, нам пора, – твердо произнесла она. «Не время устраивать сцены, – сердито подумала она. – Но разве есть для этого время. Никогда».

– Пора, Джини… но вечер еще только начинается!.. И я еще не танцевал с тобой…

Джордж сделал ударение на слове «я» и оперся на жену. От него несло алкоголем, разогревшейся шерстью и прокисшим крахмалом манишки, и Юджиния, сама не заметив этого, отстранилась от него.

Утратив опору, Джордж почувствовал, как комната неожиданно поплыла у него под ногами. Духи, свечи, зелень и льняные скатерти, серебряные блюда с апельсинами напомнили ему что-то такое, что он где-то уже видел, и он всматривался в кружащуюся массу, стараясь припомнить, где же находится то далекое место. Чуть-чуть пахло корицей и мускатным орехом от сотни кремовых пирожных, и Джордж вдруг совершенно точно узнал, где он: он был очень маленьким и очень балованным мальчиком, и его отправили наверх, на балкон для музыкантов, и оттуда он смотрел, как в большом зале Линден-Лоджа его отец с братьями медленно ходят вокруг огромной рождественской елки.

От этих воспоминаний у Джорджа сморщилось лицо.

– Придется отвозить маленькую леди домой, Уилл, – промямлил он. – Хочет домой. А то бы я еще тут побыл… Ты же сам знаешь… Мне это все нипочем! Дайте мне вечеринку, и я вам покажу, что такое Джордж Экстельм, вот тебе крест!.. Не делай этого, Уилл… Я тебя заверяю… Не женись… Хомут на всю жизнь!

Джордж снова начал играть, выпучил глаза, затряс головой, представляя, какую страшную утрату означает женитьба. Свой монолог он закончил сияющей улыбкой, уставившись на обнаженные плечи Юджинии, как будто начисто позабыл про нее. Его внимание привлекло ожерелье на ее шее.

– Рубины?.. – наконец протянул он.

– Джордж!

Юджиния поняла, что его уже не урезонишь.

– Джордж! – повторила она.

На миг ей захотелось выпрыгнуть из своей кожи. Она стала бы тогда свободной, серебристой, длинненькой рыбкой, пронесшейся по воздуху через зал. Она сделалась бы невидимой. Она бы спаслась.

– Джордж, – проговорила Юджиния. – Дорогой. Нам пора идти.

Но Юджинии не пришлось вести долгую борьбу, пока она стояла с уцепившимся за нее мужем, думая, что ей теперь делать. На ее счастье появился губернатор.

– Так вот где вы пропадаете, мистер Экстельм!

Его голос раскатился по всему залу. С таким же успехом он мог бы сказать: «Какой чудесный день», «Какой прекрасный вид» или «Какой замечательный обед». Губернатор был опытнейшим политиком.

– Ах, миссис Экстельм, – продолжил он. – Я вижу, ваш муж наконец нашел вас. – Даже эти слова были всего-навсего дежурной светской фразой. – Ну, вот и хорошо… вечер поздний… Мне кажется, мы все устали… А вы оба, должно быть, особенно. Столько новых лиц!..

Он кивнул своим помощникам, они встали по обе стороны обмякшего Джорджа, потом губернатор взял Джорджа под руку и так, как будто они заняты интереснейшим разговором, провел его через зал.

Юджиния обрадовалась, что не успела как следует подумать. Она шла за образовавшейся процессией, раскланиваясь на прощание и всем своим видом показывая, как она сожалеет, что приходится уходить, одновременно давая понять Дюплесси, Бекману, Уитни и наконец лейтенанту Брауну, что нужно возвращаться на яхту.

«В общем, – сказала она себе, – все совсем не так трудно. Я была рождена для того, чтобы проделывать все это, для этого были воспитаны моя мать, моя бабушка, тетушки, таковы вековые устои всей нашей семейной линии».

«Альседо» мирно стоял на якоре, когда к пристани подкатили экипажи и высадили своих пассажиров. Бекман, Браун, Уитни, доктор с женой, Джордж (при известной поддержке) и Юджиния спокойно взошли на тускло освещенный корабль. После торопливых пожеланий доброй ночи и скороговорки «чудесный вечер – чудесная ночь» на корабле снова все затихло, и он снова оказался во власти матросов, которые несли вахту, наблюдая за небом Мадейры и офицерами на капитанском мостике.

Ничего больше не было сказано. Ничего больше сказать было нельзя. Вернувшись с приема, почетные гости улеглись в свои постели и скоро заснули, как дети, все еще двигаясь в ритме запомнившегося танца, поднимаясь и падая, падая, падая.

А в это время за много тысяч миль, в море Сулу, вблизи острова Таблас, в восьми часах ходу до гавани Манилы, в каюте парохода компании «Пасифик и Ориент», следовавшего рейсом из залива Сан-Франциско очередной душный день, страдал, задыхаясь от нехватки воздуха, достопочтенный Николас Пейн, отец Юджинии.