Ветер перемен

— Явно между нашими вождями в Политбюро черная кошка пробежала. Кажется, только-только утихомирили страсти вокруг Троцкого и «письма сорока шести», как новая напасть. Товарищ Зиновьев волком смотрит на товарища Сталина, а товарищ Сталин по-тигриному зыркает на Зиновьева. О, на словах они очень вежливы и обходительны, но даже и в речах нет-нет да и проскочит нечто эдакое… — Комсомольский вожак сделал неопределенный жест кистью руки.

— Что, они решили наконец выяснить, кто из них главнее и кто по праву должен носить мантию самого верного ленинца? — рублю напрямик, без дипломатии.

— Нет… — задумчиво проговорил Шацкин, — нет… Думаю, еще не решили. Но они очень быстро идут к такому решению.

— Значит, будет драка. — Вывод напрашивается сам. — На съезде или еще до съезда?

— Это очевидно! — восклицает мой собеседник. — Чтобы драться на съезде, надо укрепить свои позиции до него. И Зиновьев, кажется, уже начал. В Ленинграде на партийных собраниях по итогам партконференции произносят речи, где ЦК порицают за примиренческое отношение к децистам и «рабочей оппозиции», намекают на «национальную ограниченность», содержащуюся в тезисе о возможности построения социализма в СССР своими силами, говорят о недооценке кулацкой опасности и кивают на то, что бухаринский лозунг «Обогащайтесь!», обращенный ко всем слоям деревни, — это и есть линия нынешнего партийного руководства.

Да-а, каша заваривается горяченькая. Если сопоставить слова Шацкина с тем, что я узнал от Рязанова и вынес из нескольких вскользь брошенных фраз Манцева, то Зиновьев действует одновременно и решительнее, и менее самонадеянно, нежели в известной мне истории. Он начал пропагандистскую кампанию сразу после партконференции и не ограничивается Ленинградом. Именно об этом говорят слухи насчет резко обострившихся конфликтов в Оргбюро и Секретариате ЦК, где Зиновьев через верных ему людей — Евдокимова, Крупскую, Николаеву — пытается проталкивать своих сторонников в руководство местных парторганизаций. Впрочем, Сталин отвечает ему тем же, и перетягивание каната идет с переменным успехом. Похоже, не все члены Секретариата и Оргбюро до конца определились, на кого ставить.

— А какова была позиция делегатов конференции? — интересуюсь у комсомольского вожака. Ведь эту позицию во многом можно спроецировать и на предстоящий XIV съезд.

— Очень многие плывут по течению, — с досадой бросает Лазарь. — Закрыв глаза, идут за большинством или голосуют, как секретарь губернской парторганизации скажет. Хотя там и неплохие, искренние ребята есть. Вообще на местах все же поменьше развелось того бюрократического угодничества, которое процветает в Москве и Ленинграде. — Он ненадолго замолчал, потом продолжил: — Я заходил к нашим товарищам с Украины, они вместе со всеми делегатами разместились в Каретном Ряду, в Третьем Доме Советов, это где раньше Московская духовная семинария была. Вот там никакого следа начальственного чванства не было и в помине. Все вместе спали вповалку, на одних нарах. Помню, некоторые делегаты вовсю упражнялись в шутках над секретарем Киевского губкома Постышевым, который там спал вместе с остальными, а рядом — его жена. Правда, я таких скабрезных шуточек не понимаю. Вроде все давно уже взрослые…

— Но все же как настроение у делегатов? — прерываю его воспоминания.

— Разные настроения, — посерьезнел Шацкин. — Проблем-то у нас хватает. Экономика на подъеме, но ни товарного голода мы до конца не преодолели, ни безработицы. Цены стоят выше довоенных, а производительность — ниже. Среди безработных недавно чуть волнения не вспыхнули.

— Не слышал, — замечаю с некоторым недоумением.

— Да это прямо тут, в Москве, на Замоскворецкой бирже труда, — пояснил мне Лазарь. — Там в основном чернорабочие и строители. Бузу подняли по поводу малой оплаты общественных работ и высоких норм, многие от такой работы отказывались. Хотя их понять можно — вон женщины, которых поставили на выкорчевку пней, всего по двадцать копеек в день вырабатывали. Так там потребовали созвать общее собрание безработных и учредить от него контроль над деятельностью биржи. И понятное дело, под этот шумок кое-кто пытался вести агитацию против Советский власти, да и антисемитской болтовни хватало…

Тут в нашу беседу влезла моя жена.

— В такой обстановке всякие там децисты и «рабочая оппозиция» чувствуют себя как рыба в воде, — подхватила она последние слова Шацкина, — и находят себе немало благодарных слушателей. Даже анархисты зашевелились. — Лида покачала головой. — Среди наших студентов пытались агитировать, на заводах воду мутили, а на Первое мая вообще листовки расклеивали и разбрасывали с призывом объединяться для борьбы с большевиками!

— Пока мы не вырвемся из сегодняшних трудностей, недовольных будет предостаточно и желающих воду мутить тоже найдется немало. Тут не воздевать очи горе нужно, а тащить наше дело вперед, несмотря ни на что.