Ветер перемен

— На вот, держи! — С суровым, не допускающим возражений видом она протянула мне теплые портянки. — Ну чисто дите, совсем никак нельзя без догляду оставить. А ты куда смотришь? — повернулась она к Лиде. — Эх, молодые… Ладно, — сменила она гнев на милость, — пойдем-ка, касаточка, соберем ему на завтра поснедать на дорожку. Сытый будет — не замерзнет.

Впрочем, хлопоты Игнатьевны были не чересчур навязчивыми, и она уже в девять вечера достаточно тактично объявила после совместного чаепития, что отправляется спать.

Глядя на Лиду, можно было подумать, будто она всю жизнь прожила в этой квартире. Даже направляясь в ванную, она озаботилась лишь тем, чтобы натянуть на себя коротенькую нижнюю сорочку, — и то, как мне показалось, лишь затем, чтобы случайно не шокировать добрую старушку, разгуливая в наилучшем из своих костюмов.

Впрочем, может быть, она лишь хотела выглядеть именно такой? Но вот чего она совершенно не могла скрыть — так это страха.

— Витя, ну что тебе стоит? Возьми с собой «зауэр»! — громко шептала она мне на ухо, похоже не замечая, что ее тонкие, изящные пальцы с такой силой вцепились мне в плечо, что наверняка останутся синяки.

— Ни к чему! — пытаюсь вразумить ее рациональными объяснениями. — Хотели бы убить — пальнули в темноте из переулка в спину, и все дела. Тут что-то другое. И в этом другом надо разобраться, а «зауэр» здесь не помощник.

В ответ девушка тихонько заплакала. Сильный аргумент. Очень сильный — у меня аж сердце сжалось. Но уступать я не собирался.

— Пойми, глупышка, — втолковывал я ей, слизывая слезы поцелуями, — нам, как начсоставу, непременно выдадут личное оружие, которое мы будем обязаны носить, находясь на службе. А вне службы мы в течение сборов оказаться никоим образом не сможем.

Конечно, объяснение глупое — вряд ли мы там с заряженными револьверами будем расхаживать, — но, чтобы унять слезы, и такое годится. Главное — говорить спокойным, уверенным голосом…

Незаметно ко мне подкралась дремота. Разбудил меня толчок остановившегося состава, и одновременно получаю тычок под ребра от соседа, занимавшего противоположную верхнюю полку.

— Тверь уже, сонная тетеря! Выскакивай давай!

Подхватив портфель и сапоги, спрыгиваю в проход, споро обуваюсь и бегу догонять свою учебную команду. Наш молоденький сопровождающий, Дубровичев, которого язык не поворачивался называть Яков Александрович, устраивает еще одну перекличку и, удостоверившись, что за время пути никто не потерялся, ведет команду к выходу из вокзала, где уже ожидают несколько саней, запряженных переминающимися с ноги на ногу на морозе лошадками. Коняшки мотают головами, изредка всхрапывают и пускают пар из ноздрей. Возницы одеты в шинельки — значит, это за нами из части пожаловали. Путь, как сказал сопровождающий, неблизкий — больше двадцати верст, так что ползти будем часа три, не меньше.

Рассаживаемся по нескольку человек в сани на солому, прижимаясь друг к другу, чтобы в пути было не так холодно, и трогаемся в путь. Для начала заезжаем в штаб дивизии, чтобы разобраться с наличием «лишних» людей. Все выяснилось довольно быстро: буквально сразу после отъезда нашего сопровождающего в Москву в штаб пришли уточненные списки, где значилось уже не тридцать, а тридцать шесть человек.

От штаба дорога наша ведет к усадьбе Сахарово, которой когда-то владел генерал-фельдмаршал Гурко. А теперь там расположились недавно устроенные летние лагеря 143-го полка. Нас же, разумеется, собирались поселить не в палатках, а в частично пустующих помещениях усадьбы, которые в летний период предназначались для размещения штаба полка и подразделений обеспечения.

Впрочем, кое-какие службы размещались там и зимой, а располагавшееся неподалеку стрельбище активно использовалось. По приезде мы построились на расчищенном плацу перед главным зданием усадьбы, и к нам вышел высокий, статный командир, довольно еще молодой — лет тридцати, не больше. Кавалерийский башлык скрывал петлицы на шинели, и потому определить его должностную категорию на глаз было невозможно.

Скомандовав «Смирно!», Дубровичев, печатая шаг, подошел к высокому командиру и отрапортовал:

— Товарищ командир полка! Учебная команда начальствующего состава для представления по случаю прибытия на зимние сборы построена!

— Вольно! — скомандовал высокий, глядя на нас внимательным, даже немного озабоченным взглядом. Обычное русское лицо, немного курносый нос. Никаких особых, бросающихся в глаза черт или примет. Но не покидает ощущение, что где-то я его видел. В этой жизни или в той?