День уже начал клониться к вечеру, поэтому, не мешкая, роту (за исключением, понятное дело, караульных и исполнявших наряды) собрали для политбеседы во дворике у казармы. В помещение решили не идти из-за духоты по летнему времени. А во дворе росло несколько старых лип с пышными кронами, в тени которых можно было спастись от жары. Если бы они еще и цвели, то с их благоуханием дворик вообще превратился бы в райское местечко. Но для цветения было еще рановато.
Золотисто-розоватое предзакатное солнце уже начало цепляться за верхушки деревьев, и длинные тени накрыли почти весь двор. Красноармейцы рассаживались на нескольких скамейках, на вынесенных из казармы лавках, а для докладчика даже притащили стул и стол из красного уголка. Оглядев двор, прикинул численность роты. Да, негусто. Здесь около сотни, а всего, пожалуй, наберется не больше чем сотни полторы штыков.
Рассказав о внутреннем и внешнем положении Советской Республики, перехожу собственно к беседе. Вопросы посыпались как горох. И большинство — насчет разверстки.
— Мы линию Советской власти со всем нашим усердием поддерживаем, — степенно выговаривал парень лет двадцати двух — двадцати пяти (на мужика еще явно не тянет) в линялой, почти до белизны, гимнастерке, носившей следы довольно аккуратной починки. — Помещиков на штык, землю поделили, власть теперь сами избираем — все это хорошо. А вот то нехорошо, что землю-то дали, а хлебушек-то забирают! — с нажимом произнес он последнюю фразу.
— Точно! — поддержало его сразу несколько голосов. — И товар, считай, совсем на село завозить перестали! За так, выходит дело, хлеб отдаем! Это куда такое годится?
— Совсем не годится, — согласно киваю, и шум среди красноармейцев, несколько удивленных таким ответом «комиссара», стихает. — Не годится, а что делать прикажете? Вот смотрите сами: все главные хлебородные губернии были до последнего времени под белыми либо только-только освобождены. Дон, Поволжье, Кубань, Северный Кавказ, Оренбуржье… На Украине сами знаете что делается — с белополяками деремся. А где не поляки, так там банды гуляют. Где хлеб взять, чтобы город кормить?
— Так мы и сами бы дали, ежели не задаром, — с хитрым прищуром отвечает мне парень, заведший разговор.
— Ситец в обмен на хлеб пойдет? — спрашиваю его.
— А то!
— Знамо дело, пойдет! Поизносились все! — поддержали его многочисленные голоса.
— Так нету! — развожу руками. — Все фабрики стоят. И в Иваново, и в Павловом Посаде, да везде окрест Москвы. Стоят же они потому, что хлопок для ситца нужен, а он в Туркестане. А в Туркестане война. — Оглядываю вновь притихших бойцов. Задумались маленько. Уже дело.
— Та же история с плугами, косами, серпами, — продолжаю объяснять. — Нет для них металла. Урал до последнего времени под Колчаком был, Криворожье и Донбасс — тоже под белыми. Да заводы все в разрухе от войны, их еще восстанавливать надо.
— Так что же нам, выходит, отныне задаром жилы рвать, хлебушек растя? — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Нет, не задаром, — отвечаю. — Считайте, вы этот хлеб как бы взаймы Советской власти даете, пока война идет, чтобы старые порядки не вернулись да землю у вас помещики назад не отобрали. Вот добьем белых да польских панов, поднимем хозяйство — тогда и поставим все по уму. Вы городу хлеб будете давать за твердые деньги, а не за нынешние бумажки, город же вам за деньги эти нужный товар продавать будет.
— А коммунию на селе насаждать не будете? — опять прорезался голос из дальних рядов.
— Коммуна — дело добровольное. Права такого никто не имеет — насаждать, — отвечаю быстро и твердо, без колебаний. — Да и глупость это. Если кто, к примеру, артельно хочет землю обрабатывать, так такое дело можно сладить только по доброму согласию, иначе выйдет разор один, а не хозяйство. Артельно же хозяйничать прямая выгода есть. Вот скажите по чести, один хозяин потянет, чтобы у него и плуг железный был, и борона, и сеялка, и веялка, и крупорушка, и маслобойка?
— Не, одному не потянуть, — раздались нестройные голоса. — Это разве у немцев-колонистов такое есть, а нашему брату не поднять.
— Вот и я о чем. А артелью скинуться на это вполне можно, а потом сообща и использовать…
За такими разговорами не заметили, как на землю пали вечерние сумерки. Настало время ужина. Ели все вместе, получив по порции ячневой каши со следами какого-то подозрительного масла и запив этот «деликатес» взваром из сушеных яблок без сахара. Впрочем, по нынешним временам и ячка — божий дар. Кое-где на осьмушке хлеба в день сидят, да и ту не каждый раз получить удается…