Ветер перемен

Свищут снаряды, трещат пулеметы,
Их не боятся красные роты…

В госпиталь мне, конечно, соваться было ни к чему — не хватало еще отнимать койку у красноармейцев, действительно нуждающихся во врачебном уходе. Обошелся тем, что местный фельдшер быстренько обработал и заштопал мне рану.

На следующий день чувствую себя немного лучше. Тут-то и пришла пора поделиться с командиром отряда ВЧК услышанным. Он заявился ко мне не один, а в компании со своим начальником, уездным уполномоченным губернской Чрезвычайной комиссии, с которым вместе весь прошлый день занимались допросами пленных бандитов.

— Ну что сказать, товарищ Осецкий. И в самом деле у одного из убитых бандитов нашлись часы фирмы «Карл Мозер» и книга на иностранном языке. — Глава уездной чрезвычайки последовательно выкладывает передо мной на стол эти предметы.

Точно, «Мозер» — не на цепочке, как обычно, а на слегка потертом кожаном ремешке, так что его можно на руке носить. И книга. Беру ее в руки. Стихи французских поэтов. Бодлер, Рембо, Аполлинер… Зачем и куда несли все это бандиты? Куда… Кажется, слышал же что-то? А! Вот!

— Они это зачем-то в Ригу должны были доставить, — рассказываю чекистам. — Я ведь, пока валялся в беспамятстве от ранения, на несколько минут оклемался и слышал обрывки разговора.

— В Ригу? — недоверчиво переспрашивает глава местной ЧК. — Какие могут быть дела у местных дезертиров в Риге?

— Чтоб я знал… — Попытка покачать головой отзывается в ней болью и тошнотой.

— Да не похожи были те, на ком мы это взяли, на простых «зеленых», — влезает Галькевич. — Скорее, приблудные какие. Хотели, верно, под шумок, пока банда с нами сцепится, за кордон улизнуть.

— А пленные? — задаю естественный вопрос. — Сказали что-нибудь?

— Толку с тех пленных! — кривится уездный уполномоченный. — Твердят одно: ничего не ведаем, батька приказал пойти с энтими, тропу им через болота показать. А кто такие «энти» — дескать, знать не знаем. Самих же не спросишь уже — положили всех.

Потолковав вокруг да около еще с четверть часа, так ничего больше и не родили.

— Ладно, — промолвил главный местный чекист, прощаясь, — дело темное, как тут что выяснять — совсем непонятно. Ты человек грамотный, языки знаешь — бери эту книжку себе. Полистаешь на досуге, может, и додумаешь чего. А часы… часы тоже возьми себе. Считай, награда тебе за храбрость в бою.

— Пулю схлопотать — невелика храбрость, — бормочу в ответ вместо благодарности.

— Не петушись, товарищ комиссар! — легонько хлопнул меня по плечу Галькевич. — Первый раз ведь в настоящем бою?

— В настоящем? Первый.

— Вот! И не оплошал, звания комиссарского перед красноармейцами не уронил!

— Сколько говорить: не комиссар я. Другая у меня должность.

— Э-э, дело не в названии, а в сути, — назидательно сказал глава уездной ЧК.

Мне было не до споров, и я просто уронил голову обратно на подушку, чтобы перевести дух.

— Ну выздоравливай! — бросил, оборачиваясь в дверях, Галькевич.

Вот так я и сделался владельцем мозеровских часов и книги с французскими стихами — той самой, что подарил Лиде.

На следующий день я уже мог вставать с кровати и, хотя не слишком уверенно, самостоятельно передвигаться. Зашедший с утра меня проведать Рюриков настаивал, что надо бы еще отлежаться, однако пришлось решительно возразить ему:

— Нет уж! Дел невпроворот. Для начала надо ведь с этой прорвой пленных срочно разобраться.

Тут командир роты согласно кивнул:

— Надо… Держать их негде, кормить нечем. По летнему времени пока во двор казармы загнали. А ну как дожди?

— Значит, будем срочно организовывать фильтрацию. Кто особых подозрений не вызывает — мобилизовать в войска, прочих — на тыловые работы. А если за кем серьезное что — в расход! — излагаю Федору свое мнение.

В этот момент дверь казармы отворилась, и в командирский закуток заглянул Галькевич.

— Ты как? Оклемался маленько? — с порога спросил он. — А то нам надо, не откладывая, фильтрацию пленных провести…

— Так, Яков Исидорович, мы с товарищем комиссаром как раз о том и толкуем, — вставил слово Федор Иванович.

Через час там же, во дворе казармы, уже заседала импровизированная фильтрационная комиссия. Выяснилось, что среди толпы взятых в плен «зеленых» оказались не только местные дезертиры и уклоняющиеся от мобилизации, но и несколько настоящих белогвардейцев. Судя по всему, это именно они подбили «батьку» на авантюру с прорывом в Латвию. Беляков и уклонявшихся от призыва бывших офицеров отделили от основной массы и отконвоировали в помещение уездной ЧК. Теперь их должна была проверить настоящая фильтрационная комиссия при особом отделе Губчека. Когда небольшую группу выводили со двора, мой взгляд зацепил в толпе любопытствующих двух субъектов с жесткими, злыми глазами. И такие же глаза были у молодой барышни, одетой просто, но не по-здешнему, — явно из «бывших»…