Ветер перемен (СИ)

– Зато теперь тебе представилась такая возможность, – Леший хитро улыбнулся, словно намеревался сделать какую–то пакость, и продолжил: – Значит, все очень просто. Ты берешься за ручку с одной стороны, а я – с другой. И по очереди опускаем ее вниз. Это похоже на качалки, что на детской площадке… были. Главное, не особо усердствуй, иначе быстро устанешь, это раз, и затормозить, если что вовремя не успеем, это два. Все понял?

– Конечно, все вроде просто, – сказал я и взялся за ручку. Потянул вниз. Поддалась она с трудом, но самое главное, что поддалась. Следом за этим ее опустил Леший. Мы медленно тронулись с места. За нами двинулась дрезина Сухаря и Пакли.

Когда мы развили приличную скорость, я уже перестал прилагать какие–либо усилия, чтобы опускать ручку. Рычаг словно сам, на автомате, взмывал вверх, а потом наклонялся вниз. Двигались мы достаточно быстро, и Петр Данилыч на всякий случай держал руку на рычаге тормоза.

Трубы, которыми были «испещрены» стены туннеля, мелькали у меня перед глазами только так. Иногда были видны пути, ведущие неизвестно  куда. Вернее, этого просто я не знал, и так до сих пор и не поинтересовался.

Постепенно дрезина начала терять в скорости. Леший схватился за ручку и кивнул мне:

– А ну, Олег, налегай.

Я приналег. В скором времени наша дрезина набрала ход и, по–моему, стала двигаться еще быстрее, чем раньше. Потоки воздуха били мне в лицо, трепали волосы. До чего же это приятное ощущение!

– Эй, Ягуар, о чем задумался, – неожиданно спросил Петр Данилыч. Спросил громко, так как из–за грохота колес по рельсам слышимость была плохая.

Ягуар встрепенулся, словно ото сна, почесал щеку, на которой находилась татуировка.

– Да так, ни о чем, в общем–то…

– Ну, я же по лицу твоему вижу, что тебя что–то беспокоит. Ну, расскажи, может на душе легче станет.

Ягуар некоторое время помолчал, глядя в пол, а потом произнес:

– О смерти я думаю, Петр, о смерти. Что дальше будет, когда я умру? Что там, за пределами жизни, творится? В рай я попаду или в ад? Или может это все бредни?

– Э, парень, не рановато ли тебе об этом думать, а? – Петр Данилыч покачал головой. – Ты это брось, Ягуар. В твои–то годы, и о смерти думать… Ты в своем уме?

– А что такого? Что, если я в любой момент могу коньки отбросить? Ведь никогда не знаешь, что случится. А в нашей профессии и подавно.

– Ты эти разговорчики мне брось, – сурово сказал Петр Данилыч. – Понял меня. Тут у нас вообще–то Олег сидит, и ни к чему ему твои размышления о смерти слушать.

– А что он, сам не понимает, что ли? Прекрасно он все знает. Что запросто может подохнуть, как и все мы.

Не нравились мне речи Ягуара, ох, не нравились. Даже если мысленно отбросить в сторону все разговоры о моей персоне, все равно мало в них хорошего. Да, я знаю, что практически каждый день рискую шкурой. Взять, к примеру, наши с Юрой дежурства. Пару раз нам приходилось вступать в перестрелки с «красными». Я даже был однажды ранен, пускай и не серьезно.

Петр Данилыч привстал и с силой ударил Ягуара ладонью по лицу. Даже в грохоте колес я отчетливо услышал смачный хлопок от пощечины.

– Это тебе, чтобы в следующий раз думал, что говоришь и держал язык за зубами. Хочешь всем испортить настроение? Хочешь, чтобы у всех упал боевой дух? Ты в своем уме, Ягуар? – в голосе Петра Данилыча уже не было прежней злобы, зато было много упрека и укоризны. – А главное с чего такой пессимизм, раньше вообще ни слова об этом говорил, а ту на тебе…

Ягуар прижал ладонь к щеке и понуро смотрел вниз. Конечно, больно будет после такого–то удара. Хотя Ягуар и молчал, мне показалось, что он раскаивается в том, что наговорил минуту назад. Его даже стало жалко, наверняка все его слова были последствием нервного срыва или чего–то в этом роде. Вряд ли он, будучи в здравом уме, сказал бы такое.

Всю оставшуюся дорогу до «Новочеркасской» мы ехали молча, никто не проронил ни звука. Когда же наши дрезины прибыли на место, мы остановились и вышли на платформу. Несколько людей, находившихся на станции и следившие за нашим прибытием, с интересом наблюдали за нами.

Петр Данилыч приказал нам оставаться на местах и никуда не уходить, чтобы, как только придет Остап, немедля погрузиться и поехать. Жаль, а я планировал зайти к Зинаиде Петровне и извиниться за вчерашнее. Что ж, может на обратном пути получиться?!

Прошло минут десять, а Остап так и не появлялся. Интересно, он вообще знает о том, что мы уже здесь и давно ожидаем его прибытия? Меня терзали смутные сомнения, что ответ на этот вопрос отрицательный.

– Петр Данилыч, может быть, вы сходите к нему и поторопите? – предложил я, когда стрелки на циферблате часов отсчитали пятнадцать минут.

– Я бы уже давно так сделал, если бы знал, где он живет. Я почему–то не удосужился спросить его об этом. Он мне вчера четко сказал, что придет сразу, как только мы сюда приедем. И что же?

Вот я нутром чувствовал, что Остапу верить нельзя, ненадежный он тип. А если рассматривать сложившуюся ситуацию, то так и выходит.

– Так может поспрашивать кого–нибудь? Наверняка его здесь знают.