Ветер перемен (СИ)

Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Пока была жива мама, я жил ради нее. Другой родни у меня не было. Для кого мне жить теперь? Кому я нужен?

Я настолько был убит горем, что и не замечал, о каких страшных и глупых вещах размышляю. Полностью погруженный в свои мысли, не замечал ничего вокруг, был слеп и глух ко всему окружающему.

Ничего и никого не было – существовал лишь я один. В мире своих мыслей и фантазий. Реальность перестала для меня существовать, я как будто бы находился в астрале, отрешенный от всего, кроме себя самого.

Неожиданно земля стала уходить у меня из–под ног, и я почувствовал, что падаю, но даже не предпринял попытки правильно сгруппироваться, чтобы смягчить удар. Мне было абсолютно все равно, больно будет или же нет. Но я почему–то не почувствовал ничего, что было бы характерным для падения на землю. И это заставило меня вернуться в ту реальность, которую я недавно покинул.

– Олег, Олег, ты чего это? А? Что с тобой?

Семен озабоченно продолжал посыпать меня вопросами, при этом держа под мышки. Я с удивлением обнаружил, что вишу на руках у механика, который успел меня подхватить. Я еще несколько секунд приходил в себя, пытаясь заново адаптироваться в столь знакомой, но уже немного позабытой обстановке.

Наконец я твердо встал на ноги, оправился и повернулся лицом к Семену. Он теперь не выглядел таким озабоченным, но беспокойство на его лице все еще читалось.

– Тормошил тебя, тормошил, а ты ни в какую. Уже и заваливаться стал, я уж подумал – обморок или еще что похуже. Благо, сейчас вроде все нормально. Как ты себя чувствуешь? – и, не давая мне сказать хоть слово в ответ, сразу затараторил: – Ты, друг, не переживай так. Да, я тебя прекрасно понимаю, сам своих предков похоронил, но помни – жизнь продолжается. Смерть твоей мамы – это еще не конец света. Надо жить и радоваться каждой минуте, каждому вздоху. Я знаю, жизнь в метро это не ахти что, но все же это жизнь, какая бы она ни была. Не падай духом, Олег!

Семен хотел меня успокоить, поддержать. Каким-то образом он понимал, а может просто догадался, что творится у меня в душе и сумел подобрать нужные слова. Утешения в его словах я нашел немного, но, по крайней мере, они вернули меня к жизни. Он открыл мне глаза. И он сказал мне самое главное: потеря мамы – это еще не конец. Она бы не хотела, чтобы после ее смерти ее сын впадал в уныние и помышлял о суициде. А такие мысли у меня тоже были. Спасибо Семену, что вовремя вывел меня из ступора, а то, как знать, может и руки на себя наложил бы…

– Когда кремация? – севшим голосом спросил я.

Хоронить мертвых мы не могли. Негде. Не на поверхности же – там опасно. Снаряжать каждый раз, когда кто–нибудь умрет целые экспедиции для того, чтобы закопать тело – весьма глупо. Поэтому стало традицией трупы кремировать. Но это только так называлось. На самом деле мертвых просто сжигали на бетонной плите, наподобие алтаря, а прах потом выносили на поверхность ресичеры и развевали по ветру. Какая–никакая, но все же дань уважения покойникам.

– Это уж тебе решать. Когда скажешь, тогда и кремируем.

– Тогда сегодня, – слова сами вылетели из моего рта. Но я бы сказал, что решение было необдуманным. Чем быстрее сожжешь тело, тем лучше. Оно не разложиться и запаха не будет. А придти к маме я бы не смог. Смотреть на ее труп – это выше моих сил.

– Олег!

Я обернулся на голос, звавший меня. Юра яростно махал рукой, призывая меня к себе.

– Извини, мне нужно идти, – обратился я к Семену.

– Конечно, в чем вопрос!

Юра, ожидая, когда я к нему подойду, беспокойно теребил усы. Ньютон и его товарищи стояли рядом с ним и как ни в чем не бывало разговаривали друг с другом.

– Что стряслось? О чем ты там с Семой разговаривал?

– Мама умерла…

– О… не знал, извини. Соболезную! Мне… мне правда очень жаль, – повисла неловкая пауза, Юра не знал, что можно еще добавить.

– У тебя такое горе? Что ж, прими и мои соболезнования тоже, – притворно произнес Ньютон. Я был просто на сто процентов уверен, что никакого абсолютно сожаления он не испытывал. Даже наоборот, радовался этому.  – Но может быть закончим начатое, и мы, наконец, со спокойной совестью и чувством выполненного долга уйдем отсюда? Мне, честно признаюсь, здесь находиться крайней некомфортно.

Некомфортно ему, видите ли! Ты, сволочь такая, еще и выкобениваться будешь? Скажи спасибо, что еще в морду от меня не получил. Я и сам буду рад поскорее от тебя избавиться, надоел он мне по самое «не хочу» – кулаки уже давно чешутся.   

– Нам сюда, – как можно более спокойно сказал я, хотя, по–моему, у меня не особо получилось.

Я указал на большую палатку, самую большую не только на станции, но и на всей оранжевой ветке. Это была резиденция нашего вождя – Антона. Здесь он жил и здесь же проводились все самые важные мероприятия в жизни станции: праздники, совещания, даже представления театра кукол проходили именно здесь.