Бернардино кивнул, бросив крестьянину новенькую золотую монету — оговоренную плату за проезд.
— Прощай, Бернардино, — сказала Саулина, протянув ему руку на прощание.
— Прощай, Саулина.
Крестьянин, который никогда на слух не жаловался, тотчас же сообразил, что это та самая девочка, о которой развешаны объявления по всему городу. Сам он читать не умел, да не беда, возле каждого вывешенного на городских стенах листка с объявлением непременно находился кто-нибудь грамотный, читавший вслух остальным. Необычное имя, произнесенное старым Бернардино, поставило все на свои места.
— Устраивайтесь поудобнее, синьоры, — пригласил крестьянин, откидывая мешковину, прикрывавшую сено сверху.
В сене было проделано что-то вроде пещеры, достаточной, чтобы вместить двоих.
Проходя мимо этого грубого, коренастого простолюдина, Саулина взглянула на его небритую, как будто скошенную на один бок физиономию со слюнявым и похотливым ртом. Он так и таял от заискивающих улыбок, обнажая частокол скверных зубов. От него пахло заста-релым потом. В хитрых маленьких глазках затаилась жестокость. Девочку пробрала дрожь.
Рибальдо заметил это.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего, — ответила Саулина и взобралась на телегу. Душистый запах сена немного успокоил ее.
Рибальдо задержался еще на минуту.
— Когда высадишь нас неподалеку от контрады Сант-Андреа, — сказал он, — получишь еще одну монету.
— Будет исполнено, синьор, — поклонился крестьянин.
Как только Рибальдо взобрался на телегу, крестьянин опустил мешковину и забросал ее сеном так, чтобы никто снаружи не мог догадаться о существовании тайника.
Оставшись в темноте, Саулина и Рибальдо некоторое время молчали. Потом ее маленькая ручка нащупала его сильную руку.
— Не отсылай меня, — прошептала она, — пока еще не поздно.
Телега тронулась в путь, от толчка их тела теснее прижались друг к другу.
— Не могу… — шепнул он в ответ.
Их дыхание смешалось.
— Вчера ты так не думал, — говорила она, заставляя его вздрагивать.
Рибальдо осторожно прижался губами к ее щеке и почувствовал, как ее кожа вспыхнула и загорелась от его прикосновения.
— Когда-нибудь мы снова встретимся.
— Когда-нибудь — это бог знает когда, — ответила Саулина. — Мне хочется радоваться и горевать сегодня, прямо сейчас.
Густой запах сена кружил им головы. Саулина прижалась к Рибальдо и затихла.
— Что такое любовь? — спросила она вдруг.
Рибальдо крепче привлек ее к себе и принялся укачивать в такт движению телеги.
— Любовь — это такое слово. Иногда оно соответствует чувству.
— То, что я чувствую к тебе, — это любовь?
Простой и наивный вопрос. Словно появление первой звезды на небе.
— Ты еще ребенок.
— Может быть. И все-таки мне бы хотелось, чтобы ты меня любил.
— Я тебя люблю.
— Ну так докажи мне это!
— Я везу тебя в безопасное место. Разве это не доказательство?
— Ты мог бы это доказать, позволив мне остаться с тобой.
— Тогда бы я тебя погубил.
— Но ведь я уже стала взрослой!
— Это просто так говорится. Это ничего не значит. Ты слишком молода.
— А когда я буду не слишком молодой?
— Через четыре года. Когда тебе будет шестнадцать.
— Через четыре года я буду старухой.
Рибальдо поцелуями осушил ее слезы.
— Давай заключим договор, — предложил он. — Через четыре года я приду за тобой, где бы ты ни была. И больше мы никогда не расстанемся.
Саулина с детской доверчивостью прижалась к нему.
— А до тех пор?
— Ты подрастешь. Будешь ходить в школу. Научишься жить.
— А Мирелла? — насторожилась Саулина.
— Это всего лишь краткий эпизод.
— Что значит «эпизод»?
— Это значит, что у тебя нет причин ревновать к ней.
— Но ведь она любит тебя?
— Я тоже ее люблю, но не так, как тебя.
— А почему ты прячешься? — вдруг спросила она.
— У меня много врагов.
— «Ты не знаешь, кто такой Гульельмо Галлароли». Так она мне сказала.
Рибальдо вздрогнул в темноте.
— Кто?
— Мирелла.
— Это просто слова ревнивой женщины.
— Но кто ты такой на самом деле?
— Вот приду за тобой через четыре года и все тебе объясню.
— Так долго ждать? Да за это время умереть можно!
— Наступит 1800 год, — объяснил он. — Мы начнем нашу новую жизнь в новом веке.
Такое обещание заставило Саулину улыбнуться: она об этом еще не думала.
— Нашу новую жизнь, — мечтательно повторила она.
Рядом с ним она чувствовала себя счастливой, спокойной, сильной, уверенной в себе.
Они подолгу молчали, лишь изредка обмениваясь несколькими словами. Слова были не нужны. Они обрели любовь, обнимая друг друга, они сами стали любовью в благоухающей темноте, пока придумывали для себя общее будущее.
— Слышишь? — сказала Саулина.
К шуму телеги, тяжело катившей по дороге на скрипучих колесах, стали примешиваться шумы других экипажей и людские голоса.
— Мы приближаемся к воротам.
— Мне страшно, — призналась Саулина.
— Чего ты боишься?
— Сама не знаю.
Она дрожала как в лихорадке. Такое состояние охватывало ее всякий раз, когда она ждала наказания или ощущала опасность. В Корте-Реджине поговаривали, что у Саулины нюх на несчастья, как у животных, умеющих предчувствовать беду. Телега остановилась.
— Мы у ворот, — прошептал Рибальдо ей на ухо.