Ветер, робот и паук не связаны

– Ну ладно, не совсем случайно. Но я даже долететь не успел, как меня отбросило взрывной волной на купол. А оттуда я уже по стеночке, по стеночке… Мои программы повреждены с рождения – я даже не могу прекратить свое бренное существование по-человечески.

– Так ты и не человек. Это лишь подтверждает то, что ты-таки подчиняешься Законам роботехники.

– Зато я теперь, как и хотел, черный! Настоящий эмо!

– Могу воткнуть тебе в зад розовое перо из икебаны мисс Лебовски для завершения образа. Ты не видел Жоржа?

Семиколон виновато блестел глазами в синеватых лучах аварийного фонаря. Джон почувствовал свою незащищенность, открытость, он стал уязвим, весь на виду, на серо-серебряной ладони опустевшей станции.

***

Джон быстрым шагом прошёл по Полушкинскому переулку и упёрся в Полушкинский тупик, где, сидя на смотровой площадке у «Купола», ждал Семиколон.

– Здорово я все-таки придумал назвать переходы в свою честь. Чувствую себя как дома, но жены с тёщей нет, – он удобно уселся в кресле, закинув ногу на ногу, закурил и выпустил дым в сторону робота, но не в лицо, а мимо, вдоль виска. – Когда с ними жил, то придумал единицу измерения вредности в 1 ТеЩ. Как-то сказал бывшей, что в её матушке вредности как в пяти средних тещах по 0,5. В итоге обе на меня окрысились от передаваемой по наследству вредности.

Семиколон наклонился вперед, поднял с пола высокий стакан, сдул с белой шапки утонувшего муравья и протянул напиток Джону.

– Угощайся.

– Муравьиное?

– Оно самое.

– Не спирт, конечно, но сойдёт, – Полушкин поднял к губам стакан, пил светлое, как янтарь, пиво, двигая сильным смуглым кадыком. – Крепкое, зараза. Давно хотел тебя спросить, Семиколон, откуда у нас взялись муравьи, и главное, как ты заставил их делать пиво?

– А-а-а, все очень просто, для робота… Разводить муравьев была очень плохая идея. Поэтому я решил попробовать. Заказал несколько муравьиных ферм, которые разбились при взрыве. А полгода назад я заметил, что что-то портит конструкции станции. Насколько я выяснил, с этим связаны муравьи. Во всех нормативных документах брожение значится естественным процессом в одном ряду с тлением и гниением. И хотя я так до конца и не разобрался, какие тонкости отличают окисление от того, как процесс жизнедеятельности муравьёв разъедает конструктивные элементы, но скажу тебе, пиво они делают отменное.

– Ничего не понятно, но ладно. Давай, помянем Жоржа. Уже год нет его с нами, а я до сих пор слышу по ночам цокот его коготков по стене, – Джон всхлипнул и злился пьяными слезами.

– Тихо-тихо! Кажется, они начинают!

В семи иллюминаторах купола загорелись гигантские карлики, меняли цвет – от белого и нежно-лазурного, до зловеще-фиолетового и кроваво-красного. Из пустынно-пышной бесконечности в потоках млечного пути, в притихшем блеске, в тончайших, хрупких осколках комет, скрывались луны, выпуская клубящиеся тени и свет. И на этом холодном свету начинали просыпаться незримые существа, разминали затекшие мышцы, чистили короткие крылья, щупали воздух тревожными чуткими усиками.

«Рик-рин-рин!» – запел сверчок.

– Улни, как всегда, начинает, – узнал Джон солиста.

«Тин-ти-рорин!» – подхватил другой.

– А это Кубо, он всегда поёт про какого-то Рорина. Скучает, наверное, – вздохнул Семиколон.

«Коро-коро-коро!» – уверенный бас влился в общий хор.

– Ваки сегодня не в голосе, опять, подлец, съел что-то не то.

Сверху раздался страшный грохот, загремел, затрясся, врубаясь в мелодичные трели насекомых. Песнь оборвалась на самой высокой ноте и наступила тишина.

– Вот! – Полушкин поднял вверх указательный палец. – А что, если Жорж все ещё жив!

– Не думаю, что это так.

– А я все равно схожу, проверю. Откуда был звук?

– Кажется из лаборатории, но на твоём месте я бы туда не ходил. Слишком много там сейчас дыр.

– Тыры-пыры, неизвестно, где дыры! Все не пей, я быстро.

Он хотел проскочить мимо склада для хранения грузов, мимо ветрянкой полусферы, оставшейся после взрыва. Но испытал вдруг такой ужас, такое острое предчувствие неизбежной близкой гибели, что метнулся наверх, привыкая к темноте, пугаясь, оглядываясь по сторонам миловидным круглым лицом, продолжал бежать, забывая упасть. Наконец ткнулся в открытую переборку лабораторного модуля и замер.

Небывалых размеров огненно-рыжий паук глянул на него выпуклыми сияющими глазами. В темноте он походил на громадного восьмилапого сенбернара, сидевшего в нелепой позе среди колб и пробирок.

– Жорж?! Ты вернулся? Это ты?! Нет, не ты! Но похож, черт возьми! – Джон схватил валявшуюся на полу железку, стал бить ею стене. – А ну кыш отсюда! Пошёл!

Паук резко вскинул передние лапки, потом развернулся задом и брызнул легкой туманной струйкой.

Полушкин со скрежетом ударился об угол, падая, опутанный клейкой сетью, подвернул ногу, скользнув над черным прогалом пустоты.

***

Медицинский модуль блестел стиральной белизной. Помятый дроид воткнул длинную иглу в надутую синюю вену и снял жгут.

– Сегодня что, День святого Йоргена?

– Ты помнишь, что с тобой произошло, – склонился над ним Семиколон, изображая заботу.