— Давайте письмо, дед Галактион! Письмо! От товарища Постышева! — кричали Олеся, Кузька и Наталья.
— А как же! Есть письмо! Есть!
Дед Галактион хотел снять картуз. Но только тут он заметил, что кепки не было.
— Картуз! Главный прибор! С японской войны сохранил! — озадаченно произнес дед.
Он бросился к воде. Но нигде не было заметно никаких признаков картуза. «Главный прибор» деда Галактиона навеки спрятал Днепр.
Иосиф Максимович Макота вошел в правление колхоза и удовлетворенно кашлянул. Комната напоминала боевой штаб. И так как некогда к бою, готовился старый красный партизан Иосиф Макота к жатве. Все были на своих местах. Бригадиры заранее составили списки своих бригад. Жатки отремонтированы. Через три дня они уедут косить рожь. Пшеница еще может постоять дней семь. Все сроки точно вычислены. Урожай богатейший. Иосиф Максимович улыбается в желтоватые от табака усы.
— Вязальщицы все выйдут? — спросил у бригадира Терентия Савчука. — Пионервожатый говорил с учениками о сборе колосков? Кто сегодня в полевом дозоре? А на вышке?
И вдруг Иосиф Максимович, что–то вспомнив, быстро сел к столу. Недовольно встали торчком рыжеватые усы. Председатель колхоза втихомолку обругал себя.
— А на вышке? — повторил он. — Вышка… Что? Пионеры будут дежурить? Тт–ак… Слушай, Терентий, там у нас за клуней доски есть…
— Да есть.
— И вообще древесина.
— Да есть.
— И горбыли есть?
— Да есть и горбыли.
— Позови ко мне, пожалуйста, завхоза. Или постой, не надо. Я напишу ему записку.
Иосиф Максимович быстро написал:
«Дмитрий Гаврилович, немедленно выдай пионерам досок и завтра же утром отряди двух плотников на помощь». Подумал и дописал: «Чтобы была пионерам водная вышка на 100 (сто) процентов».
И тут же, легко вздохнув, Иосиф Максимович еще раз тихонько выругался: «О жатве хлопоты, а про пионерскую смену забыл, ослиные уши!» Всплыли в воображении детские радостные глазки.
— Хорошие дети, — сказал вслух. — Водную вышку им? А? Боевой народ!
В эту минуту с лязгом растворилось окно, и в комнату всунулась голова пионервожатого Василия. Он тяжело дышал, словно кузнечный мех, от быстрого бега лицо его раскраснелось, потные волосы прилипли ко лбу.
— Иосиф Максимович, я с Заячьей балки! Беда, Иосиф Максимович… Пшеница… На пшеницу…
— Да скорее говори, в чем дело? — и смущенный Макота, выскочив из–за стола, уже на ходу надвигал картуз.
— На пшеницу кузнечики напали!.. Колосков не видно! Я мобилизовал пионеров!
— Давай коня! — уже на улице крикнул Иосиф Максимович.
Появление кузнечиков, или жука кузьки, было неожиданным бедствием. Если не принять решительных мер, вредные жучки могут переполовинить пшеницу, лучшую, отборную пшеницу.
Когда Иосиф Максимович прискакал верхом в Заячий овражек, там уже было несколько десятков мальчиков и девочек. Еще издали увидел председатель колхоза черные точки на фоне зеленого ковра пшеницы. Мальчики и девочки шли широкой звеном, собирая в бутылки кузнечиков. На дороге стояло несколько ведер с водой, а воды не видно, в ведрах болталась какая–то рыжая масса. Это были кузнечики — небольшие жучки с желтыми крылышками, с черными вытянутыми ножками.
— А, пакость! — злорадно произнес Иосиф Максимович и окликнул детей:
— Только пшеницу не вытаптывайте! Руками раздвигайте колоски, не наступайте на стебли. И топите их, проклятых вредителей, топите!
Всюду на колосках, крепко уцепившись ножками, неподвижно сидели жучки с рыжими крыльями. «Наверное, утром налетели», — подумал Макота. В тот момент он почувствовал настоящую физическую боль, представив, как тысячи кузнечиков с наслаждением сосут нежное пшеничное молочко.
Олеся осторожно раздвигала высокие стебли пшеницы. Усатые колосья легонько кололи руку; сначала было противно брать шершавых жучков, они шевелили ножками, цеплялись за пальцы, упорно не хотели пролезать в узенькую шейку бутылки. Но вскоре привыкла и уже работала быстро и ловко. Однако на сердце у Олеси было неспокойно. Павлик не пришел на поле. Вспомнила пионерка о поцелуе и покраснела от обиды. Кого целовала? Хулигана, напавшего на нее. А он молчал, затаился. А что, если Павлик говорит правду? Что, если он и вправду невиновен?
И так захотелось Олесе, чтобы все выяснилось, чтобы никакого платка не было, чтобы можно было пойти к Павлику, сесть рядом с ним на круче над Днепром, говорить о водоходе, о вышке!..