Ветер с Днепра

— Бедный Евгешка… Бедный трус, — тихо сказала Олеся.

— Он теперь не трус, Олеся, — ответил Василий. — Он настоящий пионер…

— «Настоящий пионер», — повторили Павлик и Кузька. Но столько грусти было в их глазах и такие грустные и тихие были их голоса, что врач немедленно вмешался в разговор:

— Эге–ге, — громко сказал он, — мы, кажется, совсем приуныли? Носы повесили? Это никуда не годится. Евгению плохо, но это не значит, что положение его безнадежно.

— А зачем… зачем же тогда вызвали самолет? — сорвалось с губ у Павлика.

— А потому и вызвали, что парня можно спасти. И спасут. Жив останется ваш товарищ. Ого–го, в институте не таких спасали! Вернется парень здоровехонький…

От этих слов всем стало веселее. И действительно, зачем же самолет вызывать, если нет надежды на спасение?

— Ну, что же теперь? Ехать домой? — спросила Наталья.

— Ехать, друзья. Но сначала мы поедем на аэродром. Понимаете?

Все поддержали эту мысль пионервожатого. Какой хороший Василий! Ну, конечно же, конечно, на аэродром!

* * *

Серебряная птица приземлилась и, пробежав немного по ровному полю, остановилась. Пионеры видели, как из кабины самолета вышли двое. Один был в кожаном шлеме пилота, второй — в белом халате санитара. К самолету подъехало авто. Из него вышли двое, тоже в белых халатах. Они широко распахнули дверцы санитарного автомобиля с большим красным крестом. Из автомобиля высунулись носилки. На них лежала, укрытая белой простыней, маленькая фигура.

— Евгеша… Смотрите, Евгеша… — зашептала Наталья.

Ребята молчали. Их лица были суровы, детские губы крепко сжаты. Издалека увидели пионеры бледное лицо своего товарища. Двое санитаров бережно несли его на носилках к самолету. Они сдали больного, захлопнулась дверца кабины. Взревел пропеллер. Авто быстро отъехало. Тогда самолет тронулся с места. Мягко покачиваясь из стороны в сторону, он побежал по полю и незаметно оторвался от земли. Сделав круг над аэродромом, самолет начал набирать высоту.

Мальчики и девочки стояли неподвижно, подняв вверх головы. Самолет медленно исчезал с глаз.

— Прощай, Евгеша! — неожиданно тихо сказал Павлик.

Он сказал это так тихо, что только Олеся, стоящая рядом, услышала его слова. Сказал и отвернулся, чтобы спрятать свое лицо. Тогда Олеся высоко подняла руку с белым платком и крикнула:

— Прощай, Евгеша! Прощай, пионер! Поправляйся и возвращайся!

Она махала платком, белым платком с синей каемочкой, как будто Евгешка мог увидеть этот прощальный привет. И тогда все пионеры громко закричали, замахали руками вслед далекой серебристой птице, которая понесла их товарища.