Ветер с горечью полыни

— Милочка моя, ну конечно! А кто ж будет поливать кроме меня? Огурцы посохли. Что поделать, конец августа. Некоторые еще зеленые. Сегодня была очень густая роса. Для огурцов это хорошо, а для помидоров не очень.

Выпили по чашечке кофе. Петро проводил Еву до троллейбусной остановки, потом сам через лесок побежал на озеро. Вода была уже довольно холодная, зато придавала больше бодрости, стремительности. Назад бежал с легкостью, хорошо разогрелся. Вот тебе курорт, подумал в лесу, не нужно ехать на Черное море, цены бешеные, путевок не докупиться. Дом в деревне, работа на грядках в свободное время, чтоб только без надрыва и чтоб не было больше ГКЧП, да зарплата побольше, то и жить можно.

Когда вернулся домой, дочка по-прежнему спала, подложив руку под голову, лишь повернулась к стене.

Он принял душ и только вышел из ванной комнаты, как затрезвонил телефон. По привычке глянул на часы, стоявшие возле телефона, — была половина десятого.

— Здоров, Петро Захарович! Я так и знал, что прикатишь сегодня. Не высидишь в деревне, — послышался хрипловатый голос его заместителя Евгена.

— А что случилось? — Петро хоть и был в законном отпуске, но все равно часто думал о своей редакции.

— Ну, ты же знаешь ситуацию. Хунту арестовали. Все у нас выходят из партии.

— Как — все? И ты, парторг, тоже?

— А что я — лысый? Один в поле не воин. Главный режиссер наш вчера бросил партбилет на стол. Кто выходит из партии, кто приостанавливает членство. Короче, сегодня партсобрание в три часа. Приходи.

Петро слушал и не мог поверить ушам, хоть и понимал, что все шло к этому, но чтобы так быстро и резко все повернулось, такого развития событий не ожидал. Но идти на собрание не было никакого желания. Да и ради чего? Бросать партбилет на стол он не собирался, писать заявление о выходе — тоже.

— Наверное, на собрание не приду. Ну что ж, и я тогда приостанавливаю членство, как ты говоришь. Вот и докатились. Ну, а какие новости на студии?

— Какие новости? Все новости идут из Москвы. Наш парламент завтра начнет заседать. Там будет драчка… А на студии тихо. Ты ж программу видишь. Наших передач не ставят. Ну, отдыхай. Об этом не думай. Есть грибы?

Петро похвастался, что на днях набрал полкорзины боровиков. Заместитель шумно вздохнул в трубку, произнес:

— Ну, может, в сентябре и на мою долю что-то вырастет в лесу. Если не боровики, так зеленки да рыжики.

На этом попрощались. Петро положил трубку и стоял словно в оцепенении. Рой мыслей взвихрился в голове. Почти тридцать лет был он в партии. Невольно всплыло в памяти, как когда-то вступал в кандидаты в летном училище, как волновался. А сколько раз выступал с докладами на собраниях, сколько писал протоколов! И все коту под хвост. Сколько взносов платил, сколько времени прозаседал! Но если б не был членом партии, не назначили бы главным редактором. Это теперь руководить литературно-драматической редакцией определили беспартийную поэтессу.

И еще мелькнула мысль: может, эта заваруха в Москве и делалась ради того, чтобы обвинить партию в государственном перевороте да и разогнать. Петро сам испугался крамольной мысли.

Он приготовил крепкого чаю, второй раз, теперь уже с дочкой, позавтракал. Она сказала, что пойдет с подружками в Ботанический сад.

— Это очень хорошо. Теперь там море цветов.

— Говорят, там лебеди появились.

— Возьми с собой блокнотик. Что заинтересует — запиши.

Снова зазвенел телефон: подруги звали Иру в свою компанию.

Отправил дочку и сразу потянулся к дипломату, который возил и в деревню: книжку какую положить удобно в него, бутылочку пива или чего покрепче. Возил в нем и свой дневник, в котором временами делал записи. Но тут такие события! И недавний звонок из студии. Вот он уже и беспартийный, пусть себе — временно, а может, и навсегда.

Развернул дневник — толстую тетрадь в твердой вишневой обложке. Для разгона захотелось почитать вчерашнюю запись.