— Извините, — хрипло прошептал он. — Я не должен был этого делать. Я хотел сказать вам спасибо, но… почему-то не смог справиться с собой.
— Все в порядке. Не имеет значения.
— Нет, имеет. Я слишком высоко ценю вашу дружбу, чтобы потерять ее.
— Это так много значит для вас? — тихо спросила Изабелла.
— Вы мне не верите?
Он держал обе ее руки в своих. Затем притянул ее к себе. Она знала, что должна сопротивляться, но не могла. Но тут между ними протиснулась Бет, все еще не доверявшая юноше, и Изабелла попыталась скрыть свое смятение, лаская собаку.
— Бет говорит мне, что уже поздно, и пора возвращаться домой.
Они пошли обратно к лачуге, изредка переговариваясь, а когда расставались, Люсьен поцеловал ей руку.
— Я прощен?
— Нечего прощать.
Он смотрел, как она торопливо идет через поле. Разумеется, он мог без труда ее соблазнить, и это доставило бы ему невероятное удовольствие. Если бы Изабелла была дочерью рыбака, как он подумал вначале, он, вероятно, нашел бы себе оправдание и не мучился бы слишком долго угрызениями совести. Но эта девушка была сама невинность, в ней чувствовалось что-то неуловимое, отличавшее ее от тех, кто прежде одаривал его ночными ласками. Она была аристократкой, принадлежала к женщинам тонкого воспитания, которые, как казалось ему, жили в другом мире, не похожем на его собственный. И это весьма раздражало его и наводило тоску, хотя первые уроки чувственности он получил в подростковом возрасте от женщины знатного происхождения.
Мадам Селина де Раньи, сорокалетняя богатая дама, скучающая и к тому же толстеющая от чересчур экстравагантного образа жизни, обратила внимание на красивого парнишку, который приходил иногда работать в саду. Забавы ради она отмыла его, причесала и завила его буйную темную шевелюру. Нарядила Люсьена в белую шелковую рубашку и кюлоты[7]
с пурпурным поясом и поручила подавать напитки на одном из своих званых вечеров. Стройный юноша, с кожей золотистого цвета и бархатистыми карими глазами, взгляд которых будто ласкал, сразу же стал пользоваться успехом. Подруги завидовали Селине. Но волны начавшейся в Париже революции докатились и до отдаленных берегов колоний, что и положило конец беззаботной жизни состоятельных французов. Престарелого мужа Селины отозвали в Париж.Люсьену не было еще семнадцати, когда Селина впервые завлекла его к себе в постель и обучила искусству любви. Только она могла помочь ему изменить жизнь и выбраться с опостылевшего острова.
Селина привезла его с собой в Париж, едва очнувшийся от ужаса первых массовых убийств, но уже вовлеченный в бурную жизнь под предводительством энергичного молодого корсиканца Наполеона Бонапарта и воевавший не только с Британией, но и с половиной стран Европы. Это было неподходящее место для аристократа декадента, и месье де Раньи увез жену в Италию. Покинутый Люсьен, без гроша в кармане, мог бы умереть голодной смертью.
Но у молодого человека еще оставалась последняя надежда. Когда-то на Мартинике он спас избалованную собачонку Жозефины от мучивших ее оборванцев-детей. И вот он начал слоняться вокруг ее симпатичного домика в Шантерен на Монмартре, поджидая удобного случая, и удача пришла ему прямо в руки. Однажды утром в липовой аллее ему удалось выхватить из-под копыт лошади погнавшегося за кошкой мопса по кличке Фортюне и оказаться среди многих прочих просителей в приемной Жозефины с укушенным пальцем, обмотанным окровавленной тряпкой. О первом случае с собакой Жозефина не помнила, но отнеслась к Люсьену благосклонно, не оставшись равнодушной к восхищенному выражению его красивых темных глаз, робко поднявшихся, чтобы взглянуть на нее. Щедрая, как всегда, она дала ему денег и, что было еще лучше, представила его своему новому любящему супругу во время одного из его коротких пребываний в столице. Затем последовали и другие знакомства, часто не столь приятные. Но Люсьен, подавив гордость, пресмыкался и льстил в надежде на блистательное будущее. Все было поставлено на эту карту.
И вот неудача. Нельзя было допустить, чтобы это повредило его планам. Прошел день, а Изабелла так и не появилась. Еда у него была. Девушка всегда старалась принести немного больше, чем ее подопечный мог съесть. Оставались хлеб и сыр, а также кофе, который можно было сварить в кастрюльке на костре из веток. С голоду он не умирал, но не находил себе места от беспокойства. Что могло случиться? Раскрылся ее секрет? Неожиданно вернулся сэр Джошуа? Может быть, ее вынудили признаться, и скоро придут солдаты, чтобы арестовать его? Люсьен затаился и наблюдал. Но никто, кроме двух детей, ловивших сорвавшуюся с привязи козу, и старика, устало тащившегося домой после дневной ловли с рыбацкой корзиной, перекинутой через плечо, не появлялся на поросшей редкой травой пустоши. Время тянулось так медленно, что казалось, можно сойти с ума.