И тут же, овладев собой, снова становясь тем уверенным четким командиром, каким единственно и знали его на флоте, Березов отдал приказание всем судам, штормующим неподалеку от Карновича, запеленговать «Бирюзу» и срочно, не взирая ни на какие собственные трудности, идти к ней. Радист повторил его приказ радиограммой.
Внезапно усилившийся крен так резко швырнул Березова, что он налетел на столик. Не успел он подняться, как обратный крен бросил Березова на дверь. Второй радист вылетел из кресла. В радиорубку быстро вошел Трофимовский.
— Повернул, да? — спросил Березов, хватаясь за скобу на щите с, приборами. — Лагом пойдешь? А куда пойдешь?
Трофимовский показал на северо-восточный край промысла.
— Искать его, всего вероятней, здесь. Если понадоблюсь, я в ходовой рубке.
11
Борис Андреевич Доброхотов проштормовал в своей жизни не одну бурю. Предупреждение с «Тунца», что ураган изменил направление, пришло во время выборки порядка. Всего было вытравлено сто тридцать сетей, семьдесят успели возвратить на палубу, остальные с богатым уловом еще находились за бортом.
Доброхотов кинулся к барографу. Стрелка самописца тянула крутую линию вниз. Доброхотов выскочил на правое крыло. В суматохе выборки улова он некоторое время не следил за океаном. Его поразило зловещее изменение, совершившееся с небом за несколько минут: весь этот день ясное, успокоенно томное, оно внезапно стало буро-коричневым, по багровому фону струились красные полосы, а в точке, куда упало солнце, быстро росло черное облако.
Зрелище диковинного заката напомнило Березову о тропических тайфунах. Доброхотов не раз попадал в эти бури, когда служил в торговом флоте на Тихом океане. И его тоже удивил схожесть признаков. Несомненно было, что надвигается ураган. В штормовом предупреждении так и говорилось: «Циклон с ураганной силой ветра». Не было года, чтобы Доброхотов не попадал в ураганы, в иные зимы они налетали по три в месяц — это был зверь опасный, но хорошо изученный. С ним не следовало панибратствовать, но траулеры послевоенной постройки, идеально приспособленные для борьбы со стихией, успешно противостояли самым сильным ураганам.
— Предстоит ночка сегодня! — хмуро сказал Доброхотов вышедшим на мостик старпому Самохину и стармеху Шмыгову. — Будешь стегать кнутом все триста своих лошадей в машине, — добавил он Шмыгову. — И вам достанется, — предупредил он Самохина.
Старпом промолчал. Молодой моряк, недавно получивший диплом штурмана дальнего плавания, он аккуратно вырабатывал ценз на капитана и предпочитал, не суясь со своим мнением, выслушивать товарищей постарше и поопытней — властный Доброхотов ограничил свое общение с ним тем, что отдавал старпому приказы и с придиркой проверял выполнение. А со стармехом любил советоваться. Шмыгов редкостно чувствовал море. Он угадывал погоду лучше синоптиков, имевших перед собой карты и сводки перемещений воздуха и воды в атмосфере. «Море надо понюхать, прищуриться на него, подставить щеку ветерочку — и все ясно!» — говаривал он и удивлялся, если слова его воспринимались как хвастовство или парадокс.
— Штука идет серьезная. — Стармех с сомнением оглядывал небо. — Выборку надо прекращать.
— О выборке и думать нельзя, но как с порядком?
— Рубить, что осталось за бортом, Борис Андреевич!
Доброхотов поморщился. Шмыгов отвечал только за исправность машины, это накладывало отпечаток на его суждения. Море он понимал лучше, чем капитана на море. Ответственность капитана за судно часто казалась стармеху обузой, а не должностной обязанностью. Доброхотов живо вообразил себе, какие будет писать рапорты об отданных, пучине сетях и как станут у него вежливо интересоваться, так ли уж была грозна обстановка, что пришлось поспешно губить государственное добро? Вспомнил он, и как года два назад стоял на вожаке на полностью вытравленном порядке, и налетел шторм, и вдруг вышел из строя главный двигатель, и судно превратилось в игрушку волн — пришлось просить по радио помощи. В тот трудный день его «Ладога», может, лишь потому и проштормовала благополучно до прихода товарищей, что не обрубили вожак — траулер держался на порядке, как на якоре, его вывернуло носом к ветру, буря дико навалилась на потерявшее управление судно, но погубить не смогла. И Доброхотов решил:
— Затаривание приостановим, черт с ним, с остатком улова, а сети спасать надо.
Он распорядился аврально заканчивать выборку сетей, все забондаренные бочки майнать в незаполненный трюм, сколько войдет, а что не войдет, укладывать на шкафуте, накрывать брезентом, намертво принайтовывать тросами, а всю незатаренную сельдь в приемном ящике и ту, что еще вытрясут из сетей, — за борт.