Ветер с океана

— Елизавета Ивановна плоха! — сказал отец. — К ней прилетел из Севастополя сын Павел, хочет взять к себе. Алексей передавал, что ты да Кузьма пытались вытащить Бориса Андреевича из пучины, но не смогли. Верно?

— Еще Степан помогал. Но обрушилась волна, меня смыло за борт, а Бориса Андреевича потянуло на глубину. Я видел его лицом к лицу, отец!

— Ты будешь это все рассказывать Елизавете Ивановне?

— Не знаю… Может быть, раньше поговорить с сыном?

— Он сегодня придет к нам. Еще хочу предупредить: Алевтина в панике, она вообразила о Кузьме бог знает что.

— Ничего с Кузьмой чрезвычайного. Небольшая травма. Через недельку вернется с другим пароходом.

Прокофий Семенович недоверчиво покачал головой.

— Алексей запрашивал «Онегу», ответили, как и ты: травма не опасная, выздоровление идет быстро. А от Кузьмы пришла странная радиограмма, просит поменьше расспрашивать о болезни. В общем, Лина тревожится.

— Больше, чем знаю сам, рассказать не могу.

Они ехали в такси. Юра попросил рассказать о буре. В газете писали, что такого свирепого урагана еще не знали светломорцы. Это верно? Как может человек устоять на ногах, когда ветер так страшно бросает судно? Миша обнял Юру. О буре еще поговорим не раз! Буря в океане — тема неисчерпаемая.

Дома сидел гость — Павел Доброхотов. Миша еще никогда не видал такого фамильного сходства. Правда, сын был выше приземистого отца, был строен, подтянут, тонкое молодое лицо еще не приобрело отцовской широты и скуластости. А Мише показалось, что он видит самого Бориса Андреевича, но только помоложе, покрасивей, поэлегантней: Павел говорил тем же голосом, что Борис Андреевич, он так же подчеркивал жестом слова, у него были такие же глаза, губы, брови, он так же хмурил эти отцовские брови, как сам отец, даже с тем же отцовским нетерпением и резкостью возражал, если что не нравилось — вероятно, у себя на военном корабле был таким же властным, быстро соображающим, категорическим командиром, каким отец был многие годы капитаном на своей всегда удачливой, лишь однажды попавшей в беду «Ладоге».

— Вам надо отдохнуть сегодня, — сказал Павел после короткого разговора. — Завтра я прошу вас к нам.

— Вы хотите, чтобы я рассказывал Елизавете Ивановне все подробности? — осторожно спросил Миша.

— Да. Мама почувствует, если вы что скроете. И потеряет доверие к вашему рассказу. Она непрерывно думает об отце.

— И вы не боитесь?

— Нет! — резко прервал Павел. — Я боюсь лишь того, что она вообразит, будто отца не спасли по небрежности, по недостаточному старанию… Но я моряк сам и знаю, как любой моряк помогает в беде товарищу. Ваш рассказ укрепит ее веру, что в несчастье люди не виноваты…

После обеда Миша прилег соснуть. Его разбудил Степан. Он пришел к Куржакам, Петр Кузьмич еще в заливе. Только что вернулась Алевтина, она просит Мишу спуститься к ним.

Алевтина по-рыбацкому обычаю прежде всего сердечно поздравила Мишу с благополучным возвращением, крепко пожала руку и тут же стала засыпать вопросами о Кузьме. Степан уверяет, что ранение у Кузи не опасное, она не верит Степану. Она должна знать правду. Миша последним видел Кузьму, последним с ним разговаривал. О чем шел разговор? Какое настроение у Кузи?

Она так впивалась в Мишу темными горячими глазами, в голосе ее звучало такое волнение, что Миша, если бы и захотел соврать, не сумел бы. Нет, беспокоиться не надо, травма не опасна. А настроение, конечно, неважное, ведь возвращение на неделю-полторы откладывается. Говорил, что по выздоровлении пересядет с базы на первый же траулер, возвращающийся в порт.

— Все, как я сказал, Лина! — воскликнул Степан. Она смотрела только на Мишу.

— Тогда почему он радировал, чтобы поменьше интересовались его здоровьем? Радиограмма отправлена на третий день после разговора с тобой. Что могло случиться за два дня?

— Этого не знаю, — чистосердечно ответил Миша. — Думаю, ничего не случилось. Наверно, неудачно составил радиограмму.

— Вот это и хочу узнать — неудачно или преднамеренно? Алевтина схватила клочок бумаги, быстро что-то написала.

— Мама, — сказала она Гавриловне. — Я запрашиваю от вашего имени, чтобы Кузя подробно ответил, когда его ждать. Подпишите.

Гавриловна отмахнулась от листка.

— Что ты, Лина! Ты жена, ты сочиняй писульки мужу.

— А вы мать! И вам он ответит по-иному, чем мне. Ему почему-то хочется мучить меня! Подписывайте.

Гавриловна нехотя взяла карандаш.

— Задаст мне старик, что от себя посылаю радиограммы.

— Отцу я все объясню. А сейчас пойду к Сергею Нефедычу, попрошу, чтобы сам отправил. Кузя его матрос, он всегда к нам хорошо относился.

Вечером к Алексею пришли Соломатины. Миша рассказывал брату и Сергею Нефедовичу, как они шли на спасение «Ладоги», почему не удалось спасти всех. Ольга Степановна молчаливо плакала, Мария Михайловна, обняв ее, прижалась к подруге. Алексей сказал: