— Значит — рядом ханские войска? — Год назад Дронов и не подумал бы, что его обрадует перспектива скорого появления хокандской армии во всеоружии.
— Ну уж в чимкентском гарнизоне планеров точно не было, да из города он бы и не долетел. — Пожал плечами выходец из Поднебесной. — Точка запуска где-то рядом, а катапульту так просто не притащишь. Будем считать это хорошим знаком.
«Бабочка» заложила ещё один круг, качнула крыльями — и выпустила ввысь целый сноп разноцветных сигнальных ракет. Полминуты спустя, с трудом пробиваясь сквозь лязг, стрельбу и крики, издалека донеслось зычное пение карнаев — азиатских боевых труб.
— А вот это уже точно хороший знак! — Китаец буквально просветлел лицом. — Держимся!
И они держались. Бунтари в горячке битвы то ли не заметили планер и сигналы горнов, то ли не придали им внимания — натиск на вагенбург лишь нарастал. Нескольким всадникам удалось перепрыгнуть с разгону одну из телег, ворваться внутрь укрепления, оттеснить и порубить охранников. Их быстро расстреляли и перекололи копьями, однако дело оказалось сделано — за эти секунды к беззащитному участку стянулись десятки мятежников с арканами. Они перерезали скрепляющие канаты, зацепили повозку за два угла, потянули — и вырвали из ограды, открывая проход остальным.
— Николай. — Выходец из Поднебесной повернулся к русскому офицеру. — Ваше время. Сажайте своих на коней — и в контратаку, а потом на прорыв, если не удастся заткнуть дыру. Никого не ждите. Я прикажу завести броневик.
Дронов молча кивнул и протянул руку. Кем бы ни был этот китаец, в каких бы отношениях не находились их страны — такой профессионализм и такую преданность делу стоило уважать. Алим на рукопожатие ответил — и сразу отвернулся, выкрикивая новые приказы сипаям.
Бойцов русского отряда уговаривать не пришлось. Они умело отошли к коновязи, не теряя организованности, буквально взлетели в сёдла. Казаки разобрали пики, драгуны обнажили палаши — и бросились в сечу. Николай возглавил контратаку. Пользуясь тем, что драгунский конь куда крупнее горной лошадки кочевника, а уклониться в толчее невозможно, офицер налетел на первого бунтаря, сшиб его наземь вместе со скакуном. Рубанул следующего, замешкавшегося, уклонился от жала копья в руках третьего, пропустил его мимо себя, оставляя товарищам… Товарищи не подвели — поддерживаемые спешенные сипаями, казаки навалились на проникших в лагерь повстанцев, буквально вытеснили их наружу, изрубив многих без всякой жалости. Пробитая «стена» из телег вернулась в руки защитников — но залатывать дыру не пришлось.
Ханская кавалерия появилась именно оттуда, откуда её можно было ждать — со стороны Чимкента. Остриё войска образовывали латники, закованные в сталь, за ними беспорядочной гурьбой скакали те, кому доспехов не досталось — лёгкие сипаи и конные киргизы-ополченцы с охотничьими луками. Организованы верные хану солдаты были определённо не лучше мятежников, но последние и вовсе смешались в ожесточённых атаках на вагенбург, потеряли всякий намёк на боевой строй. Две конные лавины сшиблись — и исход схватки стал сразу же ясен. Сипаи опрокинули бунтарей, смели их, как поток воды из ведра смывает муравьиную армию, обтекли лагерь каравана с двух сторон, помчались дальше, гоня перед собой отчаянно паникующего неприятеля…
— Ну вот…, — Выдохнул Дронов, успокаивая разгорячённого коня и бросая окровавленную саблю в ножны. Ещё не верилось, что вся эта история с мятежниками и обозом подходит к концу. — Кажется, сможем порадовать Сашу.
Он оглядел свой немногочисленный отряд:
— Все ведь живы?
— Все, господин капитан! — Нестройным хором отозвались солдаты.
— Славно. Будем в храме — поставим по свечке. Есть, за что Господу спасибо сказать…
Глава 10
Если Аулие-Ата возвещал о своей близости базарным шумом, то куда более крупный, древний и многолюдный Чимкент — дымом из заводских труб. Косматые чёрные столбы вздымались из-за холмов, но постепенно таяли, рассеивались, слишком слабые, чтобы образовать над городом пелену. На большой высоте ветер рвал их в клочья, и эти ошмётки кусками грязной пакли несло по ярко-синему утреннему небу с юга на север — прямо над головами русских путешественников. Сам город при этом виден ещё не был, до него оставалось минут сорок верхом, самое малое.
— И что, у вас так везде? В России? — Без особого благоговения в голосе поинтересовался у Дронова Джантай. — Дед Бокмуруна, который с посольством к вам ездил, про такое рассказывал. Говорил — словно великаны трубки курят, куда ни глянь, а порой даже солнца днём не видно, хоть и не темно.
— Ну, не то, чтоб везде так…, — Протянул Николай, тоже глядя на дымные колонны. Ему отчего-то стало немного стыдно — будто киргиз-проводник уличил его родину в чём-то предосудительном. — Но город, где совсем нет заводов, редко бывает важным и богатым. А чем крупнее завод — тем сильнее он дымит. Бывают города, целиком состоящие из заводских комплексов и жилищ для рабочих. Вот в таких действительно из-за дыма частенько солнца не видать. Говорят, там даже снег зимой чёрный от копоти…