Ветер шумит в тополях (ЛП)

Затемнение

СЦЕНА 3

Густав на террасе один. Потом появляется Рене в черном. Собака снова на месте. На сей раз, она сидит лицом к тополям, как и Густав.

ГУСТАВ: Ну?

РЕНЕ: Кто передвинул собаку?

ГУСТАВ: Не знаю, сама, наверное, вернулась на место.

РЕНЕ: Это сделали вы?

ГУСТАВ: Разумеется, я!

РЕНЕ: Вам ведь известно, что это приводит в волнение нашего друга Фернана.

ГУСТАВ: Я люблю эту собаку. Она составляет мне компанию.

РЕНЕ: Так же, как и вы, глядит на тополя.

ГУСТАВ: Вот именно. Ну? Как всё было?

РЕНЕ: Как бывает на похоронах.

ГУСТАВ: Народу много?

РЕНЕ: Много. Все еще транспортабельные военные ветераны были там.

ГУСТАВ: Хорошо, что я не пошел. Мне бы не хотелось, чтобы на моих похоронах было много народу.

РЕНЕ: В самом деле?

ГУСТАВ: Мне кажется, чем меньше народу, тем искреннее скорбь. Если собирается толпа, горе разбавляется. А музыка была?

РЕНЕ: Траурный сигнал на трубе.

ГУСТАВ: Пустая условность!

РЕНЕ: Нет, военные почести! И это хорошо, это нормально.

ГУСТАВ: Выбор музыки чрезвычайно важен.

РЕНЕ: А вам что доставило бы удовольствие?

ГУСТАВ: К несчастью, я большой любитель немецкой музыки, а со времен войны ее стали играть гораздо меньше. Нужно, чтобы она была и не слишком печальной, иначе чувствуешь себя, как на сцене, и, разумеется, не слишком веселой, что было бы неуместно… Очень трудно определиться, я еще не решил…

РЕНЕ: Смотрите, не опоздайте с выбором.

ГУСТАВ: Мое отсутствие не слишком бросалось в глаза?

РЕНЕ: Нет.

ГУСТАВ: И никто не спросил, почему меня нет?

РЕНЕ: Нет, нет, всем это совершенно безразлично.

ГУСТАВ: Тем лучше.

РЕНЕ: Что вы поделывали после войны, Густав?

ГУСТАВ: После какой?

РЕНЕ: После первой, нашей с вами.

ГУСТАВ: Просто вернулся домой!

РЕНЕ: А ваша жена?

ГУСТАВ: Что моя жена?

РЕНЕ: Вы ведь говорили, что были женаты!

ГУСТАВ: А вы любопытны, правда?…И, что еще хуже, не слишком скромны.

РЕНЕ: Ах, нет, я не хотел, если вы считаете, что это нескромно, простите меня…

ГУСТАВ: Лицемерие — это еще хуже! Вы хотите знать, почему я больше не состою в браке? Так ведь?

РЕНЕ: Мне это совершенно безразлично.

ГУСТАВ: Тогда я вам скажу: жена меня бросила и ушла к аптекарю.

РЕНЕ: Ах, к химику…

ГУСТАВ: Нет, он был травник, зануда, который дозирует.

РЕНЕ: Должно быть, это вас сразило.

ГУСТАВ: Нет, это меня «не сразило». Знаете, в моих кругах всё происходит несколько иначе. Вам этого не понять.

РЕНЕ: В ваших кругах?

ГУСТАВ: Я происхожу из очень знатного дворянства. Имя, которое ты носишь, обязывает. Она оказалась его недостойна, вот что самое страшное.

РЕНЕ: Ах, так вы из дворян… Я не знал.

ГУСТАВ: Я не кричу об этом на всех углах.

РЕНЕ: А правда то, что о вас говорят?

ГУСТАВ: Что именно?

РЕНЕ: Что вы заключаете браки только со своими, то есть даже внутри семьи, и по прошествии нескольких поколений родственных браков у людей появляются физические, впрочем, и психические тоже, изъяны. Как результат отсутствия притока свежей крови.

ГУСТАВ: Не возьму в толк, о чем вы говорите.

РЕНЕ: Например, наследник русского царя страдал гемофилией…

ГУСТАВ: Да.

РЕНЕ: Говорят, что это результат кровосмесительных браков между двоюродными братьями и сестрами, и что…

ГУСТАВ: Послушайте, мне ничего об этом неизвестно. Лично у меня всё быстро заживает!

РЕНЕ: Тем лучше!

ГУСТАВ: А вы? Предполагаю, что вы вышли из народа, и хорошо перемешанного.

РЕНЕ: И горжусь этим!

ГУСТАВ: При этом нельзя сказать, чтобы у вас был слишком уж здоровый вид. Вы были женаты?

РЕНЕ: Нет. После войны я хотел стать рамочных дел мастером.

ГУСТАВ: Рамщиком?

РЕНЕ: Да.

ГУСТАВ: Оригинально.

РЕНЕ: Знаете, это ремесло требует определенного художественного вкуса. Надо уметь подобрать соответствующую рамку. В зависимости от сюжета рама должна быть либо тонкая и легкая, либо более тяжелая и массивная…

ГУСТАВ: Благодарю вас, мне известно, что такое рама для картины! Значит, вы любите живопись?

РЕНЕ: Да. То есть, по крайней мере, я ценю гармонию в сочетании картины и рамы.

ГУСТАВ: То есть, упаковка интересует вас больше, чем подарок.

РЕНЕ: Не знаю, но думаю, что я был бы хорошим рамщиком.

ГУСТАВ: Почему бы и нет? Уверен, что среди хороших рамщиков встречаются и хромые.

РЕНЕ: Однако из-за капризов моей ноги я предпочел обосноваться здесь. Мне нравится.

ГУСТАВ: Вам здесь нравится?

РЕНЕ: Да.

ГУСТАВ: Меня это не удивляет. Вам везде будет хорошо. У вас поразительная способность к адаптации, я прав?

РЕНЕ: Даже и не знаю.

ГУСТАВ: И вы считаете, что это положительное свойство?

РЕНЕ: Вы за что-то сердитесь на меня?

Появляется Фернан

РЕНЕ: Вам лучше?

ФЕРНАН: Да вроде ничего… Не слишком-то всё это весело, верно?

РЕНЕ: Не слишком.

ГУСТАВ: Что случилось?

ФЕРНАН: Мне стало нехорошо прямо на краю могилы, предназначенной для нашего друга Мерсье, и я туда свалился.

ГУСТАВ: Заняли его место?

ФЕРНАН: В какой-то степени. Рухнул в могилу, как мешок, а, когда очнулся, не знал, что делать… Хотя понимал, что в могилу сваливаться не следовало.

ГУСТАВ: Мое отсутствие было не слишком заметно?

ФЕРНАН: Нет.