Ветер сулит бурю

Он открыл глаза. Он думал, веки придется раздирать руками. Увидел руку дяди, указывавшую ему куда-то через плечо. Преодолевая боль, повернул голову. Он не увидел ничего, кроме какого-то смутного черного пятна позади.

— Скалы, скалы, скалы, — твердил дядя Джеймс.

Мико погрузил весла глубоко в воду. Руки соскальзывали.

Оно было где-то на уровне его затылка — это пятно, которое он успел разглядеть. Дядя Джеймс знал свой залив. Даже непроглядная тьма, даже этот хаос не могли сбить его с толку. «Что могу — сделаю, — подумал Мико, — а не выйдет — не выйдет. Да и чего особенно стараться? Надеяться нам не на что». И тогда он вспомнил тело, катящееся со скалы. В такую же воду, в ту же самую воду, что беснуется вокруг Арапских утесов.

Он стал выгребать левой рукой: обойти стороной, обойти стороной — это все, что он мог сделать, да больше никому и не удалось бы сделать. Он так устал. Так страшно устал. Да и к чему?

— Быстрей, быстрей, быстрей, Мико! — слышал он, как твердит дядя Джеймс.

«Если у него есть надежда спастись, — подумал Мико, — так почему бы мне для него не постараться?» Он представлял себе, как байдарка налетает на отвесные скалы. Он так и слышал треск рвущейся парусины, хруст переламывающихся планок, глухие удары своего тела об острые края скал. Нет, так умирать не годится, вовсе не годится. Он разжал правую руку, и крепче ухватился левой, и греб, греб, греб. Краем глаза он увидел, как подхватила волна выпущенное им весло, и оно понеслось, ныряя, впереди лодки. «Ну, теперь уж нам конец», — думал он и все-таки продолжал работать левым веслом до тех пор, пока не почувствовал, что кровь стынет в жилах и что больше ему не выжать из себя ничего. И тут он увидел влево от себя кипящую белую массу. Страшный, бурлящий водоворот бешено крутил воду с грохотом, которого даже вой ветра не мог заглушить. И только тут Мико нанял, с какой скоростью их несет. Скоро они опять погрузились в кромешную тьму. И оставалось у них всего-навсего одно весло в его онемевшей руке, шевельнуть которой он не мог. Он старался удержать его, старался, напрягая все остатки воли. Но куда там! Онемевшие пальцы отказывались повиноваться. И скоро весло выхватило водой и унесло, как соломинку. Он соскользнул с сиденья, оказался в воде и почувствовал, как она насквозь промачивает его и без того мокрую одежду. Он уронил голову на руки. Лицо у него было холодное как лед, это он почувствовал той частью ладони, которая не успела еще окончательно онеметь.

«Сколько нам еще осталось? — это было все, о чем он мог теперь думать. — Неужели может быть так холодно? Неужели можно еще жить в этом ужасном, пронизывающем, добела раскаленном холоде?»

Сколько времени прошло, он не знал, но вот он почувствовал, как дрогнула под ними лодка, почувствовал, как ее подняло в воздух. Потом она снова пошла вниз, и он знал, что на этот раз нос байдарки больше не подымется из воды. Он увидел, что дядя Джеймс, все еще цеплявшийся за края лодки, оказался где-то наверху, а потом вода сомкнулась над ними, и он почувствовал, как выскользает из-под них лодка.