Поднеся к губам глиняную кружку с обколотыми краями, он убедился, что пальмовое вино здесь не хуже и не лучше, чем подают в других трактирах. Спасибо и на том. Он сделал несколько жадных глотков, отломил кусочек лепешки и, мысленно возвращаясь к последнему разговору с Газахларом, решил, что самым разумным будет, выехав с ним за слонами, в Мванааке не возвращаться. Столица, в конце концов, не единственный портовый город империи, и в любом другом договориться с корабельщиками будет легче. В том же Аскуле, к примеру. Чем дальше от императорского дворца, тем меньше страх перед Кешо и его грозными указами…
— А знаешь, Газахлар говорит, что тебя принес в Город Тысячи Храмов ветер удачи, — сказал Тартунг, успевший опустошить свою кружку и заново наполнить ее. — Я думал, он так, пустое болтает, но теперь вижу — Белгони и впрямь о тебе здорово печется.
— Ветер удачи, принявший образ двух сторожевиков, захвативших «Ласточку»? — усмехнулся Эврих, отметив, что глаза у мальчишки заблестели, а мышцы лица расслабились, — пальмовое вино начало оказывать свое благотворное действие.
— Посланный Белгони ветер удачи может принимать любой образ. Я слышал, как Газахлар говорил об этом с Хамданом. И остальные обитатели особняка согласны с ними. Ты-то, наверное, думаешь по-другому, но со стороны виднее.
— Мфано и его приятели из гильдии лекарей вряд ли с тобой согласятся, — забавляясь неожиданным поворотом разговора, возразил аррант. — Для кого-то мое появление в Мванааке, может, и явилось подарком судьбы, но сам я не считаю удачным стечение обстоятельств, приведшее меня в столицу Мавуно.
— Ты просто еще не понял, что тебе тоже зачем-то надобно было очутиться здесь, — упорствовал мальчишка. — Не только тем, кому ты помог, но и тебе самому.
— Ну разве для того, чтобы в сочинениях моих появились главы о Городе Тысячи Храмов. Пожалуй, это будут не худшие страницы, и в этом смысле ты прав, — покладисто согласился аррант. В конечном счете все зависит от того, с какой точки зрения оценивать события, и некоторые поражения, бесспорно, стоят победы…
— При чем тут твои сочинения?! — возмутился Тартунг, лихо осушая вторую кружку и отпихивая придвинутую ему Эврихом лепешку с сыром. — Я чувствую, вижу, слышу, как вокруг тебя что-то вскипает, закручивается, клубится… Не знаю, как объяснить… — Парень, подняв руки над столом, зашевелил пальцами, мучительно подыскивая слова. — А, ну вот! Один из моих прежних хозяев делал для храма Амгуна-Солнцевращателя ритуальные соляные цветы. Знаешь, что это такое?
Эврих покачал головой.
— Это когда в насыщенный подкрашенный соляной раствор опускают ветку и та обрастает кристаллами соли. Получается очень красиво, хотя изготовление таких цветов требует уйму времени. Так вот, ты похож на ту самую ветку, которая притягивает к себе соляные частицы, — заключил страшно довольный подобранным сравнением мальчишка.
— Ну, в соляной раствор, насколько я понимаю, какую ветку ни сунь — любая кристаллами обрастет, — пробормотал Эврих, радуясь тому, что кувшин пуст. Выпитое на голодный желудок, да еще после пережитых волнений, вино явно ударило Тартунгу в голову.
— Э, нет! Из одних веток действительно дивные цветы выходят, а из других так — дерьмо собачье. А к третьим соль вообще не липнет. Да и не вокруг каждого человека соляной раствор образуется. Чуешь?
— Чую, чую, — успокаивающе похлопал его по руке аррант.
— Не, не чуешь! — убежденно изрек Тартунг. — У меня, например, все наперекосяк выходит, а у тебя одно к одному складывается. Взять хоть женщину, которую вы у мужиков отбили, когда чингак тебе в руки попал…
— Хороший пример, — криво улыбнулся Эврих. — А не приходило тебе в голову, что за сей благородный, но не слишком умный поступок мне еще, быть может, придется кровью умыться?
— Может, и придется, но от Уст Божьих он нас, во всяком случае, спас, — резонно заметил мальчишка. — А ведомо ли тебе, кого вы спасли? Нет? Эта женщина носит прозвище Аль-Чориль — Хищная Птица.
— Та-ак… — протянул аррант, непроизвольно потянувшись пальцами к шраму на щеке. — Стало быть, выручили мы из беды ту самую разбойницу, именем которой здешнюю малышню пугают. Вот уж действительно все одно к одному. Чуяло мое сердце…
— Да ты погоди хныкать-то! — рассердился Тартунг. — Не именем, а прозвищем пугают. Потому как по-настоящему зовут ее Ильяс и является она, чтобы ты знал, единственной дочерью Газахлара.
— Что? — Теперь настал черед Эвриха выпучить глаза от изумления. — А тебе-то это откуда известно? Нет у Газахлара никакой дочери, путаешь ты что-то, друг любезный. Плетешь небылицы несусветные.
— Эх ты, землеописатель! — Тартунг ухмыльнулся так, что у арранта руки зачесались надавать нахалу по мордасам. — Ушки надобно на макушке держать, а глаза — разутыми, тогда и будешь знать, что у тебя под носом деется. Слыхал я, как Газахлар об этом сначала с Хамданом говорил, а после с Малаи. Кстати, ведомо ли тебе, что Малаи-то на самом деле Урубом звать? Ах ты и этого не знал? На что же тогда, спрашивается, вся твоя писанина годится?