Ветер удачи

Федя снова прицелился, так же аккуратно и обстоятельно, как на занятиях в школьном тире, и выстрелил, даже не моргнув глазом. Немец споткнулся и упал. Потом поднялся, проскакал немного на левой ноге, придерживая рукой правую ступню, и еще раз упал прямо лицом в траву. К нему подбежали двое, подхватили под руки, пригибаясь, поволокли через заросли рододендрона. За спиной у одного из солдат раскачивался гибкий прут антенны.

А Федя стрелял по-прежнему методично, с расстановкой, стараясь экономить каждый патрон. Он видел, что противник отходит, постепенно скрываясь в тумане.

Наконец Другов выбрался на седловину, держа в одной руке автомат, а в другой длинный конец распустившейся обмотки. Он опустил возле Феди на землю автомат и ругнулся:

— Сволочь, развязывается все время…

Поставив ботинок на камень, он пытался заново накрутить обмотку. Но нога противно подпрыгивала сама собой, и он ничего не мог с этим поделать.

— Со свиданьицем, — тихо улыбнулся Федя, поднимаясь на колени. — Замерз, однако? Гляди, как тебя колотун бьет.

— Н-ничего, — с трудом выдавил Кирилл сквозь сухие побелевшие губы. — Ничего… Древние говорили… тот, кого любят боги, умирает молодым…

Подошел Костя, держа тяжелый пулемет за еще не остывший кожух.

— Убить нас мало — сколько патронов зря пожгли.

— А почему сигнал не давали? — спросил Кирилл.

— Зачем сигнал? — пожал плечами Костя. — Какая-то там пятерка вонючих фрицев… Так у нас, дорогой, завтра ни одной ракеты не останется. Они только пощупали нас. Проверили на вшивость. Через пару дней наши придут, тогда доложим, если завтра снова не потревожат. Кто-то из нас, по-моему, подстрелил одного. Наверно, ты, Федя?

— Ну-у…

— Молодец! Один — ноль в нашу пользу. Теперь сознайся, дорогой, страшно было? Боялся чуть-чуть?

— А чего бояться-то? — невозмутимо ответил Федя.

И Костя поверил. В широко расставленных глазах Силаева нельзя было заметить и следов испуга.

— Ну что ж, Федя, — протянул руку Кирилл, — поздравляю тебя со вступлением во вторую мировую войну.

— Одного не пойму, — в раздумье сказал Костя, — зачем они огонь открыли, если хотели тебя врасплох захватить?

— Ну, с автоматом я б им живым не дался. Это они понимали. Вот и спровоцировали на стрельбу, ждали, наверное, когда у меня патроны кончатся. А иначе зачем?

Первый страх прошел у Кирилла, и нервная дрожь уже не сотрясала поджилки, но он был все еще разгорячен боем.

— А ты чего на пьедестал вылез? — повернулся он к Шония. — Памятник изображал? Стоит, как Пушкин на Тверском бульваре…

— Ты в армии не новичок, — погрозил ему пальцем сержант. — Пора запомнить: подчиненные не-е обсуждают действия начальников. Но и ты, дорогой, хорош, честное слово! Я любовался, когда ты прыгал, как тур, как настоящий горный козел.

— Бежал, как заяц, вспоминать стыдно, — махнул рукой Кирилл. Он не боялся принизить себя в глазах товарищей, поскольку знал, что в его положении так поступил бы каждый.

— Не-еверно, теперь ты настоящий горец, — крепко сжал кулак Костя. — Извини, дорогой, за тот разговор, но лапа у тебя подходящей конструкции. Площадь опоры и этот… крепкий голеностоп, как говорят альпинисты…

7

Ночью было особенно холодно. Облака наконец уплыли за горизонт, и земле ничто не мешало отдавать накопленное за день тепло. Остро сверкали близкие звезды.

Когда Кирилл сменял на посту Шония, тот спросил:

— Мерзнешь? — И между прочим добавил: — Завтра отогреешься, дорогой. Ха-ароший день будет!

Костя не соврал. Погодка действительно выдалась на славу. С утра солнце сияло так же, как в первые дни. Еще до завтрака сержант объявил приказ:

— Всем помыться, побрить физиономии, почистить обмундирование и оружие. На исполнение — один час.

И ребята скребли пушок на подбородках, плескались, трясли шинели и приводили в порядок оружие. После завтрака стали набивать патронами пустые пулеметные диски. Костя распечатал цинковую коробку с непонятной маркировкой, вытащил винтовочный патрон, потрогал пулю с зеленой головкой.

— Другов! — крикнул он. — Тут один цинк трассирующих, да? На диск их должно идти восемь штук. Каждый шестой, понимаешь?

— Понимаешь, — ответил Кирилл, спускаясь в полутемный блиндаж и подставляя сержанту перевернутую каску. — Сыпь, не жмись…

Снаружи послышался крик Силаева:

— Эй вы, самолет!

Костя выскочил наружу, приложил ладонь козырьком к глазам:

— Где?

— А послушай — гудит.

— Быстро все вещи в блиндаж! — распорядился он. — Заливай угли!

Кирилл вытряхнул патроны на нары, набрал в каску воды из фляги и плеснул в топку. Печка шумно выдохнула струю пара, смешанного с белесым пеплом.

— Вон, — первым заметил самолет Федя.

— Ладно, не маши руками, дорогой, — попросил Костя. — Сиди и смотри. Маскировка нужна, понимаешь?

Они пристроились в глубине выемки, на ступеньках, у самого входа в блиндаж. Кирилл, откинув плащ-палатку, тоже следил за небом. Самолет шел вдоль хребта на громадной высоте, оставляя за собой белый инверсионный след, похожий на бесконечно длинного кольчатого червя.

— Рама, — сказал Костя.

— «Фокке-Вульф сто восемьдесят девять», — со знанием дела уточнил Другов.