Ветер в его сердце

— Да сто пудов ты таскаешь наркоту. В рюкзаке травка-то есть? Может, спиды какие найдутся?

Я вздыхаю и возвращаюсь к прежней теме:

— Так кто вытолкнул тебя из тачки?

— А тебя волнует?..

Я все еще стараюсь оставаться доброжелательным к людям. Правда. Но на подобное дерьмо у меня никогда не хватало терпения.

— Да вообще-то не очень, — говорю я, поднимаясь и отчаливая. — Уж точно не настолько, чтобы тратить свое время, блин. Оставляю тебе воду — когда взойдет солнце, она тебе понадобится. Хорошего дня!

— Эй! — кричит девчонка мне вслед. — Ты же не можешь бросить меня здесь!

— А вот и посмотрим, — отвечаю я, не оборачиваясь.

— Это был мой папаша, слышишь? Он вышвырнул меня здесь, на дороге.

На этот раз я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Девчонка встает на ноги, сунув руки поглубже в карманы худи. В глазах читается вызов.

А я понятия не имею, как реагировать.

— Черт, — изрекаю наконец я, — почему же он так поступил с тобой?

— Чтобы освободить место для нового приемыша.

— Так он твой приемный отец?

Она мотает головой.

— Но он получает бабки за каждого приемыша. Сейчас у него трое, но если он избавится от меня, появится место для еще одного.

Вот поэтому я и живу в горах и пустыне. Они ограждают от того дерьма, которое люди устраивают друг другу.

— Как мне представляется, у тебя на выбор три варианта, — говорю я и начинаю загибать пальцы. — Первый — просто остаешься здесь. Возможно, утром тебе удастся поймать попутку. Второй — мы вместе возвращаемся в мой лагерь, и ты там ждешь, пока я не найду кого-нибудь, кто сможет тебе помочь. И третий — в поход мы отправляемся вместе.

— А не проще позвонить кому-нибудь? — интересуется девчонка.

— У меня нет телефона.

— Сейчас мобильник есть у каждого, — она косится на меня с недоверием.

— Где же в таком случае твой?

— Я пользовалась мобильником Реджи, и судя по тому, что он сегодня выкинул, вряд ли мне снова выдастся такая возможность.

— Реджи — это…

— Мой утырочный папаша.

О чем бы ни зашел разговор, он неизбежно сводится к истории, которую я слушать не желаю.

— Три варианта, — напоминаю я ей. — Так какой?

— А можно вернуться в твой лагерь, а в поход отправиться утром? Неохота мне на кактус напороться.

Луна будет светить еще несколько часов, но девчонка явно городская и к такому свету непривыкшая. Черт, сам-то я могу ходить по этим краям хоть в кромешной тьме.

— Договорились, так и поступим.

* * *

Двадцать минут спустя мы снова на утесе, с которого я впервые ее и увидел. Я опять развожу костер, и моя гостья усаживается поближе к огню. Укутавшись в мое запасное одеяло, она созерцает языки пламени. Я тем временем кипячу воду и завариваю чай.

— На, возьми, — я протягиваю ей жестяную кружку. — Боюсь, сахара и молока у меня нет.

— Да и не надо.

— Есть хочешь?

Она качает головой.

Я устраиваюсь с другой стороны костра.

— Меня зовут Стив. А тебя как?

— Сэди.

— Ха!

Девчонка поднимает на меня взгляд, и в нем вновь читается вызов.

— Да знаю, дрянное имя. Но не я же его выбирала.

— Дело не в этом. Мою бабушку тоже звали Сэди.

Наверно, на моем лице отражается какая-то эмоция, потому как она тут же спрашивает:

— И что с ней случилось?

— Ее приговорили к смертной казни за убийство мужа. Это было еще в Техасе, я оттуда родом. Она могла бы избежать наказания или получить срок, если бы застрелила его, когда он ее избивал. Но она подождала, пока он не заснет по пьяни, и тогда влепила ему пулю в лицо.

Сэди долго молчит, а я гадаю, какого черта я рассказал ей про свою бабушку. Я бродил по пустыне с Опоссумом Джонсом целых двадцать лет и ни разу даже не заикнулся об этой истории. Наконец девчонка поднимает голову и пристально смотрит на меня. Из-за отражающегося в глазах пламени взгляд ее кажется ожесточенным.

— Вполне ее понимаю, — говорит она.

— Лично мне хочется верить, что человек способен не опускаться до подобного. Но если честно… Зная, что за фрукт был мой дедуля… Я тоже ее понимаю. И все еще скучаю по ней.

— Здорово, наверно, иметь семью, по которой можно скучать.

— Так тебе и остановиться не у кого? Друзья, родственники?

Она качает головой.

— Реджи не разрешал нам заводить друзей вне дома.

— Похоже, Реджи тот еще тип.

Сэди пожимает плечами и делает глоток чая, морщась от горького вкуса.

— И что думаешь делать? — спрашиваю я.

Она удивленно смотрит на меня.

— Со своей жизнью? — поясняю я. — Куда думаешь отправиться? Чем заниматься дальше?

— Не знаю. Никуда я не хочу. Да и некуда.

— Ну а что, ты думала, произойдет, когда пошла со мной в лагерь?

— Думала, может, ты трахнешь меня, а потом дашь денег.

— Что-что?

— Вот только, кажется, я не в твоем вкусе.

Я качаю головой.

— Ты все не так поняла!

— Не обязательно же смотреть на меня, пока трахаешь.

— Черт возьми, да ты мне во внучки годишься!

— Но…

— Этому не бывать, детка!

На ее личике вновь отражается замешательство.

— А Реджи говорит, все старики любят трахать молоденьких.

— М-да, Реджи точно не мешало бы физиономию подправить.

— Ему не только это не мешало бы подправить. У него больше не встает, и от этого он сам не свой.

— Слушай, тебе не рановато ли знать такие вещи?

Сэди пожимает плечами.