Ветер в ивах

Мы, давно утратившие способность к более тонким ощущениям, даже не умеем назвать взаимное общение животных с живым и неживым окружением. У нас одним-единственным словом «чутьё» обозначается целый диапазон чувств, которые днём и ночью тревожат звериный нос, дразня, окликая, направляя, оберегая. Такой волшебный таинственный зов из темноты внезапно настиг Крота, заставил снова и снова вздрогнуть от чего-то знакомого, чему он пока не мог найти имени. Застыв на месте как вкопанный, он принюхивался, чтобы уловить чудесный запах – телеграфный ток, с такою силой пронзивший его. Миг – и вместе с пойманным сигналом на него со всего размаху обрушилось понимание того, что это было.

Дом! Вот что означали эти нежные призывы, вот куда его тянули и подталкивали незримые маленькие руки: все разом, все в одну сторону. Да он ведь совсем где-то рядом, старый дом, который он легко бросил и никогда не искал с того дня, когда впервые вышел к реке. И вот теперь дом выслал вестовых и разведчиков, чтобы полонить и вернуть его. С момента побега в ясное весеннее утро Крот едва ли вспомнил о нём хоть раз, уйдя с головой в новую жизнь с другими радостями, заботами и делами. Когда же нахлынули воспоминания, как ясно встал дом перед Кротом! Неприглядный, маленький, скудно обставленный, но всё-таки его собственный дом, который он сам построил, дом, который так ласково принимал его после трудного дня. И дому тоже было хорошо с ним. Крот носом, чутьём слышал и понимал его речь. В ней были упрёк, сожаление, но не было горечи или гнева – просто напоминание о том, что дом рядом и ждёт его.

Сигнал был чист, призыв ясен. Он должен повиноваться ему немедленно.

– Крысик, – окликнул он в радостном возбуждении, – постой, вернись! Ты нужен мне, быстро!

– Давай, давай, Крот, не останавливайся, – бросил на бегу Крыс.

– Да постой же, Крысик, – с дрожью в голосе умолял Крот. – Ты не понял, это мой дом, мой старый дом. Я вдруг набрёл на его запах, он где-то рядом, совсем рядом, я должен пойти туда, должен, должен! Вернись, Крысик, пожалуйста, ну вернись!!!

Крыс успел уйти далеко вперёд, слишком далеко, чтобы расслышать, что говорит Крот, или уловить боль в его голосе. При этом он был сильно обеспокоен погодой, поскольку тоже кое-что чуял, и это «кое-что» подозрительно смахивало на близкий снегопад.

– Крот, на самом деле нельзя останавливаться! – крикнул он. – Вернёмся завтра, посмотрим, что ты там нашёл. Сейчас не время задерживаться: снег будет, а я не уверен, правильно ли мы идём. Мне нужен твой нос, Крот, так что поторопись, будь умницей. – И, не ожидая ответа, прибавил ходу.

Несчастный Крот стоял посреди дороги, сердце его разрывалось на части, отчаяние копилось и подступало к горлу, готовое вырваться наружу в страстном рыдании. Но даже тогда его верность осталась непоколебимой. Ни на мгновение ему не пришло в голову бросить друга.

А голос старого дома заклинал, умолял, нашёптывал и в конце концов страстно воззвал к нему. Он больше не мог оставаться в черте заколдованного круга. С усилием, едва не надорвавшим ему душу, Крот опустил морду к земле и бросился догонять Крыса – прочь от слабых и тонких запахов, летевших ещё за ним вслед и упрекавших за новую дружбу и неблагодарную забывчивость.

С трудом нагнал он ни о чём не подозревающего Крыса, который тут же начал рассказывать, как они придут домой, как весело будут пылать брёвна в камине и чем он думает поужинать, и говорил, говорил… не замечая, что его спутник пребывает в весьма расстроенных чувствах. Когда они отмерили солидный кусок пути и пробегали мимо придорожной рощицы, он всё же остановился и сказал:

– Послушай, Крот, ты, кажется, смертельно устал. Молчишь, ноги тянешь, как будто они свинцом налиты. Хочешь, передохнём здесь минутку? Снега покамест нет, а мы уже порядочный кусок отмахали.

Крот понуро опустился на пенёк, крепясь, но чувствуя, что вот-вот сорвётся. Рыдания, с которыми он так долго боролся, захлёстывали его. Вот они вырвались с судорожным вздохом, Крот сглотнул, всхлипнул раз, другой, третий и наконец сдался и расплакался открыто и беспомощно, зная: всё кончено и он бесповоротно потерял то, что едва ли даже успел найти.

Изумлённый, напуганный силой этого взрыва, Крыс не осмеливался заговорить. Подождав, он сказал очень спокойно и сочувственно:

– Что случилось, старина? Что такое стряслось? Расскажи про свою беду, может быть, я смогу чем-то помочь.

Крот не мог вставить ни слова между рыданиями. Приступы плача раздирали ему грудь, сдавливали дыхание и оттесняли слова назад, не давая им выйти наружу.