– Речь пойдет о вашей гребле, я так полагаю, – напуская наивное выражение, спросил Крыс. – В этом деле вы добились довольно больших успехов, хотя все-таки еще сильно брызгаетесь. Но при известной доле терпения и при хорошей тренировке вы могли бы…
– Тьфу ты! Гребля! – с явным неудовольствием перебил его Жаб. – Глупое занятие для молокососов! Я уже давно ее забросил. Бесполезная трата времени – вот, что это такое. Мне искренне жаль вас, ребята, вы столь нелепым образом растрачиваете энергию. Нет, я открыл для себя единственное стоящее в этой жизни дело. Я посвящу ему остаток всех своих сил и могу только сожалеть о попусту растраченных годах… так тривиально промотанных… Пойдемте со мной, дорогой Крысик! И ваш любезный друг тоже, если он будет так добр …пойдемте к загону для беговых лошадей, и вы увидите… что вы там увидите!
С самым загадочным видом он потащил их мимо каретника, вывел на открытое место… И тут они увидели выкрашенный в канареечно-желтый цвет с красными и зелеными полосами, сверкающий новизной цыганский фургон.
– Вот! – расставив ноги и выпятив грудь, закричал Жаб. – Вот это и есть та самая впечатляющая жизнь! Открытая дорога, пыльный большак, здоровье, пустыри, ночевки на свежем воздухе! Деревни, столицы, просто города! Сегодня здесь, завтра – еще где-то. Перемены, впечатления! Весь свет открыт перед вами! Новые и новые горизонты! И обратите внимание! Это – лучшая из всех телег. Лучше всех без исключения! В ней продумано все не кем-то, а мной самим!
В крайней заинтересованности и в волнении Крот последовал за Жабом по ступенькам, а Крыс, фырча и засунув руки поглубже в карманы, остался на месте.
Все и вправду было устроено с комфортом. Маленькие коечки, маленький, откидывающийся от стены стол, кухонная печь, шкафчики, книжные полки, птичья клетка с птичкой внутри, котелки, сковородки, кувшины и чайники всех размеров и всех фасонов.
– Абсолютно все, – ликуя, провозгласил Жаб и отворил дверцу шкафа. – Смотрите: бисквиты, консервированные омары, сардины – все, что заблагорассудится… содовая вода здесь… табачок там… Почтовая бумага, бекон, джем, карты и домино! Вы увидите, – проговорил он, спускаясь, – вы сами увидите, что здесь не забыто ничего… когда мы вместе отправимся в путь… сегодня же после полудня…
– Простите, – покусывая соломинку, медленно заговорил Крыс, – но мне показалось, я услышал что-то насчет «мы», «отправимся» и еще «после полудня».
– Дорогой вы наш старый Крыс! – умоляюще воскликнул Жаб. – Пожалуйста, не надо в таком тоне, потому что вы хорошо знаете, что тоже поедете с нами. Я не смогу там управиться без вас, и потому считаем этот вопрос решенным, и не надо спорить. Это единственное, на чем я настаиваю. Вы и действительно уже не сознаете, что приклеились к этой затхлой реке и знаете лишь свою нору, берег и лодку. А я хочу открыть вам весь мир! Я намерен сделать из вас настоящее животное, мой мальчик!
– Мне безразлично, что вы намерены из меня сделать, – упрямо стоял на своем Крыс. – Я никуда не собираюсь ехать, и это категорически. Напротив, я намерен опять приклеиться к своей реке, норе, лодке и жить так, как жил до сих пор. Мало того, я уверен, что и Крот приклеится ко мне и будет делать то же, что и я. Вы согласны со мной, Крот?
– Да, конечно, – отвечал верный Крот. – Я всегда буду вместе с вами, и как вы скажете, так все и будет… так и должно быть… или, лучше сказать, так может быть… это звучит более мягко, что ли…
Бедный Крот! Приключенческая жизнь его так и манила. Вторично представший перед ним новый образ так искушал! С первого взгляда он полюбил и канареечный фургон, и всю его очень уютную обстановку.
Крыс смекнул, что происходит в душе друга и обеспокоился. Он терпеть не мог разочарованный народ, а, кроме того, успел к Кроту привязаться и был готов для него почти на все.
Жаб внимательно наблюдал за обоими.
– А теперь завтракать, – дипломатично предложил он. – Там и продолжим разговор. Никогда и ничего не следует решать в спешке. Конечно, я не собираюсь брать вас под свою опеку. Ребята, я ведь только хотел доставить вам удовольствие. «Жить для других!» – мой девиз.
Во время завтрака (который был исключительным, потому что в Жаб Холле всегда имелось все, что пожелаешь, и в любом количестве) Жаб позволил себе пойти дальше. Не обращая внимания на Крыса, он играл на неопытности Крота, словно на арфе. /Как и всякое многоречивое животное, всегда находящееся в плену своих же фантазий, он рисовал картины путешествия и радости привольной жизни в таких ярчайших пламенных красках, что Крот едва мог усидеть на стуле. Непроизвольно вышло так, что все уже втроем, начали считать путешествие решеным. А Крыс, внутри еще колеблясь, решил-таки довериться доброй своей душе и пренебречь сомнениями. Ему не представлялось возможным огорчить двух своих друзей, которые углубившись в проекты и предвкушая прелести будущего, расписывали занятия для каждого дня на много недель вперед.