Ветер в лицо

«Да что это я действительно раскисла?» Она пыталась думать о другом. Чем занять свой мозг? Шептать таблицу умножения? Но эта работа только для губ, не для мозга. Переписывать протоколы комсомольских собраний? Но они давно переписаны. Читать тоже не могла. Чудесно было бы сейчас выехать на машине в степь, дать газу и мчаться, мчаться туда, куда ведет дорога...

Что-то прыгнуло на пол. Лиза вздрогнула. Затем зашевелилось, большое, лохматое. Почти вскрикнула. Когда рассмотрела — грустно улыбнулась. Это — Верин кот.

Как ей хотелось упасть на грудь матери, рассказать обо всем! Пусть она рассудит, пусть скажет свое слово. Чем способно помочь ей материнское слово — Лиза не знала. Ведь они с Верой не из-за ситцевой куклы поссорились, как бывало в детстве. Тогда голос матери их мирил, утешал ту, которая осталась обиженной. А сейчас?.. Нет, здесь бы мать ничего не сделали и ничего не посоветовала. Да Лизе и не надо советов. Все без советов ясно. Ей хотелось только, чтобы упала сострадательная материнская слеза на ее горячий лоб...

Утром Лиза заглянула в зеркало и ужаснулась.

Лицо вытянулось, под глазами еще глубже прорезались морщины, щеки запали.

Подождала в комнате, пока выйдут из дома Коля и Вера. Вот они, веселые, счастливые, выбежали во двор и начали догонять друг друга между сливами. Лиза тяжело опустилась в кресло, терпеливо ждала. Они вышли со двора. Лиза умылась под умывальником, который был прикреплен к столбику у груши, оделась, осмотрела себя в зеркале, припудрила лицо. Никто не должен видеть того, что происходило с ней.

Вчера Макар Сидорович просил зайти к нему домой. По дороге на завод хотел поговорить с ней об участии молодежи в комплексном соревновании. Лизе не очень хотелось заходить к Доронину. Она сейчас не способна разговаривать о заводских делах. Надо побыть наедине со своими мыслями, со своим сердцем. Но не зайти нельзя. Макар Сидорович обидится.

Белобородый старик, отец Доронина, сидел на лавочке посреди сада. Старший Макарович черпал лопаткой мокрую землю, старательно натаптывал ею маленькое ведерко. Два младших, осыпав себя по пояс песком, сидели в большой песчаной куче под яблоней. Дедушка дал им полную свободу, и они, видимо, были вполне довольны этим.

Тихо журчала вода из крана. Обильно краснели помидоры. Шелестели пространными ветвями отяжелевшие от плодов, подпертые столбцами яблони.

Лиза взошла на веранду. Под дощатым потолком висели незаконченные сапоги. Посмотрела на них и невольно улыбнулась.

— Вижу, вижу, что тут над мастером смеются, — послышался голос Доронина за ее спиной. — Эх, Лиза. Боюсь я их кончать. Какое-то нехорошее предчувствие у меня... Ну, пойдемте в дом. Вы завтракали?

— Конечно, — покраснела Лиза, сказав неправду.

— Того мы не видели. Садитесь со мной. Все уже позавтракали. Только я проспал.

Доронин пригласил Лизу в столовую. На столе дымилась картошка, краснели нарезанные ломтиками помидоры, сверкала политая маслом сельдь.

— Может, вы и не едите такого?.. Катя, угости Лизу чем-то другим.

— Конечно, — сказала Катя, входя в столовую. — Ты же у нас истребитель картофеля.

— А я тоже картошку люблю, — улыбнулась Лиза.

— Прекрасно. Позвольте, я вам положу... Катя, садись и ты к столу. Хм... А как относительно...

Доронин весело подмигнул жене.

— А ты не привыкнешь? — спросила она, хмурясь. Белый фартук на ней заканчивался внизу двумя большими ромашками, вышитыми тонко, с хорошим вкусом. Вся она была собрана, подвижная, легкая, тонкая в талии, как пчела-труженица.

— Ничего не поделаешь, жена. Уже привык... Перед завтраком по рюмочке. А вы себе вишневой налейте.

После завтрака Макар Сидорович сказал:

— Вот что, Лиза. Дней на пять забудь о машине.

Лиза уже собиралась возразить — ей очень хотелось сесть за руль.

— Нет-нет... Не пущу. По цехам пойдешь. Пошевелить надо. Если молодежь нашей идеи не подхватит, пиши пропало...

Когда Лиза вышла на веранду, Катя набросилась на мужа.

— Есть ли у тебя сердце, Макар?.. Разве девушке сейчас до этого?

— Ну, будь здорова, жена, — поцеловал ее в лоб Макар Сидорович.

— Нет, поцелуем не отделаешься. Дай ей опомниться.

— Сердится, сердится Катюша, — улыбнулся Доронин. — И зря. Боюсь, что сама она не очухается, а замкнется. Слишком много думает о своем горе. И таким оно покажется ей страшным, что и жить на свете не стоит... В одиночестве ей с этим горем не справиться. Пусть к людям идет. Коллектив от всех болячек излечивает.

Когда Лиза и Доронин пришли на завод, Макар Сидорович сочувственно посмотрел на девушку.

— Не только света, что в окне...

— О чем вы, Макар Сидорович? — встрепенулась Лиза.

— Это я о своем... Не очень утомляйся. Вид у тебя нездоровый. Заходи потом ко мне.

Доронин ушел в партком, а Лиза остановилась у проходной, собираясь с мыслями. С чего ей начать?..