Ветер в лицо

— То-то... Брат ее какая-то большая шишка в огороде. Деньги ей присылает. А соседи ухаживают. Добрейшей души человек — этот брат! Любят его у нас. Электричество — это его работа. И столбы где-то достал, и проволоку. Сам во время отпуска работами руководил. Три километра от Ольховка тянули. И Акулина — добрая душа. Если у кого-то туго — последним поделится. А видишь, какое несчастье на женщину...

...Оксану Коля нашел на коровнике. Она выбежала к нему в белом халате, с большим шприцем в руках.

— Уже и домой?..

— Пора.

— Ой, Колька. Ты хорошее дело сделал. Уже все село говорит, какой у меня брат. — И она улыбнулась гордой улыбкой. — Женился бы ты... За тебя же лучшая девушка пойдет.

— Вот куда клонишь, — подмигнул ей Коля, — Ладно, женюсь. Смотри, свадьбы не упусти...

Они попрощались, и Коля вышел на луговую дорогу, что над самым Днепром вела к пристани.

С обеих сторон дороги качались тополя и молодые дубы. Как солдаты, штурмуют невидимые бастионы, всходили на гору бронзовотелые, в зеленых размашистых одеждах невысокие сосны. Будто кто-то им подал команду «смирно», и они так застыли — одни аж на самой вершине, а другие на полпути к ней.

Вечерний пересвист лесных пичужек будил в Колином сердце песню, ему вспомнилось, как пел Владимир на лодке под баржей, и захотелось попробовать самому. Вокруг не было ни души, и Коля позволил себе спеть во весь голос.

Реве та стогне Дніпр широкий,
Сердитий вітер завива...

Коля не допел до конца — почувствовал, что безжалостно фальшивит. Странно, — у него были и слух, и голос, но жили они как-то отдельно, независимо друг от друга, и голос не хотел подчиняться слуху, как норовистый конь, несущий всадника как раз в противоположном направлении, несмотря на то что всадник в кровь разорвал ему трензелем губы...

«Завыл, только не ветер, а Николай Круглов, — подумал он... — Хорошо, хоть никто не слышал».

Вдруг из-за поворота дороги показался кузов машины, груженной молодой капустой. Машина стояла на обочине, а водитель спрятал под капотом голову до самых плеч, ковыряясь в моторе. Коле стало неловко, — видимо, этот парень слышал неуклюжее исполнение замечательной песни. Но еще больше смутился он, когда шофер выпрямился и оказался молодой белокурой, голубоглазая девушкой, в которой Круглов сразу же узнал Лизу Миронову. Он и рад был этой неожиданной встрече, и растерялся.

— Коля! — Радостно воскликнула Лиза. — Вот так встреча!..

— А я распелся. Думал, никого нет.

Он растерянно пожал ей руку.

— Пел ты не очень...

— Вот мой Володька поет. Хоть на сцену Большого театра. Как ты оказалась в этих краях?

Лиза показала рукой на кузов автомашины.

— Для столовой. Садись, подвезу.

Когда они проехали несколько километров, начался густой дождь. Капли били по ветровому стеклу, металлические щеточки непрерывно двигались, не успевая его протирать. И хотя грейдер был твердый, хорошо утрамбованный, без приключений не обошлось.

Машину бросало из стороны в сторону, заносило, потому что суглинковый грейдер стал скользким больше, чем хорошо наезженная снежная дорога.

— Так мы далеко не уедем, — тревожно сказала Лиза.

В это время машину снова бросило в сторону, и она сползла кузовом в глубокий ров. Задние колеса так крепко засели в густой грязи канавки, что едва крутились. Передок машины стоял на дороге, значительно выше кузова. Сидение наклонилось так, что они на нем не сидели, а почти лежали.

— Ну, вылезай, собирай хворост, — приказала Лиза.

Они разошлись между деревьями и вскоре натаскали под задние колеса сухих веток. Лиза села в кабину, нажал на стартер. Мотор трудно, жалобно заурчал, задние колеса завертелись, выбрасывая вместе с кусками грязи поломанный, искореженный хворост. Лиза вышла из кабины, подошла к Коле.

— Дело безнадежное, — со странным спокойствием сказала она.

Начало темнеть. Дождь прошел, дорога подсохла, но в канаве не уменьшалось ни воды, ни грязи. Где-то совсем близко плескались беспокойные днепровские волны, будто чьи-то широкие ладони все время похлопывали по влажному песку. Ветер доносил издалека запах нагретой за день сосновой смолы, береговой руты. Тихо шелестели в вечерней синеватой дымке листья тополей и молодых дубков.

— Слишком спокойно ты к этому относишься, — недовольно сказал Коля. — Давай еще попытаемся.

— Нечего пытаться, — смеясь, ответила Лиза. — Только аккумулятор посадишь.

В просвете между облаками появился молодой месяц, осветил ее стройную фигуру, чего не мог спрятать даже весьма свободный, мешковатый комбинезон.

— Я опоздаю, — грустно сказал парень.

— Не опоздаешь. Здесь недалеко заготзерно. Сейчас там, конечно, никого нет. А утром пойдем к ним — они вытянут. Машина у меня, как колокольчик. Если утром выедем — еще и выспаться успеешь.

— А что же мы будем делать всю ночь?

— Попробуем посчитать звезды, — пошутила Лиза.