Ветер в лицо

— Мне казалось иногда, что я люблю его как-то не так... Ну, понимаешь, Валя... Не так, чтобы сделать его счастливым. Я же помню, как любила своего Павла. Полчаса не могла прожить без него... А когда узнала, что погиб... Да что там! Об этом не расскажешь.

Лида напоминала сейчас не тридцатипятилетнюю женщину, а цветущую от любви девушку. Волосы были покрыты легкой косынкой из ярко-зеленого шелка. Платье на ней — такого же весеннего цвета с мелкими незабудками, собранными в небольшие букеты на зеленом фоне, как на молодой луговой траве. Небольшие серьги поблескивали темно-красными рубинами в золотой оправе.

Валентина часто любовалась Лидой, а сейчас смотрела на нее с нескрываемым восторгом. Она понимала подругу — пережив в юности любовь, зная, какой она бывает, она и для Солода искала в себе такое же юное, а не омраченное пережитым, девичье чувство. Она прислушивалась к своему сердцу, взвешивала. Ей казалось, что любовь к Ивану — не такая яркая, не такая горячая. Появилось больше благоразумия, уравновешенности. Лида не хотела согласиться, что после тридцати лет все бывает не так, как в юности. Сама она готова на какие угодно жертвы ради Ивана. Но от него не хотела жертв.

— Понимаешь?.. Он — человек не первой молодости. И вдруг окажется, что я люблю меньше, чем надо для его счастья. Что тогда? Для него это будет страшным ударом... Он же такой хороший! Поэтому и не спешила в загс.

Как только с лица Валентины исчезла грусть и появилась ее хорошая, искренняя улыбка, она стала привлекательной, даже красивой.

— Эх, Лидка!.. Ищешь ты в себе чего-то такого... То, что было в девичьи лета — не вернется, как и юность. В нашем возрасте все другими мерками меряется... Но я же знаю, что ты любишь Ивана! Хватит примеряться. Решай. Пусть тогда читает Толстого под боком у тебя.

Лида, улыбаясь, спросила:

— Значит, благословляешь?..

— Благословляю. От души благословляю.

Лида задумалась.

— Чего оно так бывает?.. Когда приходил каждый день и я к этому привыкла, — были колебания, размышления. А как только не пришел несколько ночей, — появилась тревога, все сомнения как рукой сняло. Как будто он лучше для меня стал, милее. Вроде и полюбила горячее. Он, может, и не замечает этого. А это так.

Валентина, взяв подругу за руки, тихо продекламировала:

Чем меньше женщину мы любим,
Тем больше нравимся мы ей...

— Это правда, Валя, — сузив глаза, сказала Лида. — Ну, как ты решила? Покажешь Сотнику свою работу? Может, он посоветует что-то умное.

— Нет, — Решительно сказала Валентина, и ее глаза снова заволокло грустью. – Да и вряд ли он сможет посоветовать что-то ценное. Не хочу его видеть... Не хочу...

Долго подруги сидели под яблоней. А когда бросились к духовке и открыли ее, оттуда, как из трубы, повалил густой сизоватый дым.

— Вот так заговорились! — Всплеснула руками Лида.

Они вынули широкий железный лист с загнутыми вверх краями, на котором лежали черные, словно выструганные из угля, их сдобные петушки и зайчики.

— Что же делать? Давай теперь выбросим их на помойку, чтобы Федор нас не засмеял, — с лукавинкой в глазах предложила Валентина. — Хорошо мы его угостили! Он так любит то, что я приготовлю. Бывает, сама вижу, что не вкусно, а ему нравится.

— А может, и на этот раз понравится? — Послышался голос Федора с веранды... Седые волосы Федора было еще не расчесаны и на первый взгляд казались волнистыми. Высокий, стройный, в синей полосатой пижаме, он выглядел еще выше.

— Ты уже проснулся?.. Но как же некстати. Кто тебя просил? Ну, поспал бы еще хоть пять минут! — Жаловалась Валентина.

— Мне приснилось, что жареным пахнет.

— И запахнет же тебе, когда не надо, — смущенно улыбнулась Валентина.

Лида поздоровалась с Федором и сразу же попрощалась с ним, а Валентине помахала рукой — еще, мол, увидимся. Оставив хозяев у обугленных петушков и зайчиков, она веселой походкой пошла по поселку в дом, где жил Солод.

Когда Лида постучала к Ивану Николаевичу, он как раз раздевался, зайдя в комнату за несколько минут до ее прихода.

Солод не любил внезапных посещений, просил Лиду стучать три раза, чтобы знать наверняка, — это она, никто другой. Знакомых он к себе никогда не приглашал, — когда была необходимость, встречался с ними в ресторане. Замок на двери был предметом его особых забот. Он несколько раз менял замки, пока подобрал такой, который его вполне удовлетворил. Но сейчас Иван Николаевич знал, что за дверью была Лида.

Быстрым движением разбросал постель, снял пиджак и рубашку, перекинул через шею полотенце и пошел открывать. Он был несколько встревожен — не заметила ли Лида, как он шел домой садами и огородами? Ведь он видел ее, когда она переходила улицу...

Но открыв дверь и взглянув на ее лицо, он сразу же успокоился, — глаза Лиды улыбались счастливой улыбкой.

— Лидок! Как хорошо, что ты пришла. Заходи, заходи.

Лида вошла в комнату, оглянулась, втянула в себя воздух.

— Вот молодец! У тебя сегодня вовсе не накурено.

— Решил не курить натощак. Заметил, что это очень вредит.