Ветер в лицо

— А я разве тебе не говорила?.. Ну, умойся, а я посижу.

Комната Солода была не похожа на обычные комнаты холостых мужчин. Она была с хорошим вкусом убрана драгоценными коврами, на стенах висели дорогие картины. (Иван Николаевич любил пейзажи, особенно гибких, розовых нимф у небольшого озерца, окруженного деревьями. Он часто садился перед этой картиной и долго размышлял. О чем он думал в такие минуты? Что ему напоминали эти нимфы?..) У окна стоял массивный, покрытый зеленым сукном, письменный стол, рядом с ним — два мягких кресла. Широкая деревянная кровать с зеркальными спинками из полированного ореха была придвинута почти к самому окну. Ночью, лежа в постели, можно было читать при свете настольной лампы, поставленной на край письменного стола. Комната напоминала своей строгостью и изысканной простотой дорогой номер в хорошем отеле. Но это было по-своему красиво и уютно. Лиде нравилась исключительная аккуратность Ивана Николаевича и его хороший вкус к вещам.

Пока Солод умывался, Лида просматривала «Войну и мир». Книгу взяла под настольной лампой. Она лежала на столе развернутой, обложкой вверх.

— Опять читал, пока книга из рук не выпала? — Спросила Лида Ивана Николаевича, когда он вернулся в комнату и начал надевать рубашку. — Хоть свет на этот раз не забыл погасить?

— Погасил, — не моргнув глазом, ответил Солод.

А когда он завязал галстук, связанный из цветных шерстяных нитей, и надел пиджак, длиной почти до колен, Лида подошла к нему, положила руки ему на плечи и тихо, с волнением в голосе сказала:

— Ваня, я согласна... — Потом почти шепотом добавила то, о чем не решалась пока говорить даже Валентине: — Я, кажется, беременна.

Солод посмотрел на нее удивленным взглядом. Обнял, крепко поцеловал, обернул вокруг себя:

— Лидок! Какое это счастье!.. Когда же мы пойдем в загс?

Лида, а не вырываясь из его рук, радостно шепнула:

— В воскресенье.

Солод сел в кресло.

— И ты перейдешь ко мне жить?

— Перейду.

— Наконец!.. А то действительно у нас какие-то непонятные отношения.

В сердце Солода откликнулось что-то теплое, необычное. Это чувство чем-то напоминало то давнее, полузабытое, неожиданно возникшее в его душе к незнакомой русской девушке Анке... Он не мог понять, как и почему оно постучало в его сердце. Давно он привык к мысли, что ни одна женщина не способна его тронуть, не говоря уж о Лиде. И вдруг...

Неужели он действительно в нее влюблен? Не может быть... Это снова всплыло на поверхность то, что он старался в себе утопить, — желание зажить спокойной жизнью, играть с ребенком, следить за его ростом... Ведь и он был человеком!

Иван Николаевич посмотрел на Лиду, — и вроде впервые заметил ее красоту. Словно где-то глубоко внутри выпрямились какие-то неизвестные пружины.

Он до боли сжал ее пальцы и почти кричал:

— Ласточка!.. Какое это счастье!.. Мы покинем это гадкий город. Мы забудем обо всем на свете. Мы купим дом у моря. Нас будет только трое — я, ты и он. Ведь это будет сын! Правда?.. И никто не будет иметь власти надо мной. Никто, кроме солнца и твоих глаз.

В глазах его вспыхивало что-то сумасшедшее, как у голодного волка.

Лида заметила этот нечеловеческий, почти животный восторг, и он ее очень напугал.

— Опомнись!.. — Воскликнула она.

Солод замолчал, расслабил пальцы, отпустил ее руки.

Она заметила, как он резко повернул к ней голову, как яростно блеснули зрачки и неприятно заскрипели зубы. Почувствовала, — в груди что-то оборвалось, застыло, будто туда упала льдина. Она прижалась спиной к стене, что тоже показалась ей ледяной.

Но вот острый излом на бровях постепенно выровнялся, а глаза едва заметно улыбнулись. Лицо его приняло привычное выражение.

— Вижу, ты испугалась, ласточка... Прости. Мне, видимо, следует лечить нервы. Не думал, чтобы радость так повлияла. Ведь мне за сорок, а я еще не был отцом.

Он успокаивающе гладил ладонью ее волосы.

— Но откуда это в тебе?.. — Озабоченно спросила Лида.

— Из детской сказки, — улыбнулся Иван. — Из грез. Значит, в загс в воскресенье?..

— В воскресенье лучше, — неуверенным голосом сказала она.

А Солод корил себя за то, что так неожиданно подвергся гипнозу давно умерших желаний. Нет, нет!.. Надо как-то выпутаться из этого дурацкого положения.

Он посадил ее, а сам, не выпуская Лидин рук, сел во второе кресло, стоящее напротив. Не глядя Лиде в карие глаза, напряженно о чем-то размышлял. Его лицо приняло унылый вид. Гладя широкой ладонью ее руку, он с печальными нотками в голосе произнес:

— А знаешь, Лида, сейчас это получится бестактно по отношению к Федору и Валентине. Пусть уедет Сотник, тогда. У них настроение не из веселых. А у нас вдруг свадьба. Как-то это не совсем хорошо. Правда?

Лида посмотрела на него пристальным взглядом. Глаза у него были спокойные, серьезные. В них не было и намека на какую-то затаенную, невысказанную мысль. Лида подумала о том, что в его словах есть много правды. Ведь они с Иваном ближайшие друзья семьи Голубенко. И какая, собственно, для Лиды разница, когда состоится свадьба? Разве это что-нибудь изменит в их отношениях?.. Только и того, что перейдут на одну квартиру.