Ветер в лицо

Утопая по щиколотку в дорогих коврах, она повела их по просторным, светлым комнатам, заставленным самой дорогой мебелью без определенного вкуса, без всякой симметрии. Стеклянная горка ломилась от большого количества серебряной посуды, фарфоровых статуэток, хрустальных ваз, украшенных золотом. Но на стенах не было ни одной картины. Нигде не видно было и шкафа или хотя бы этажерки с книгами. Наверное, ни книг, ни картин в этом доме не жаловали. В комнату с мокрой головой вбежал десятилетний мальчишка.

— Пуся, — недовольно обратилась к нему мать. — Ты снова купался в Днепре?.. Сколько тебе говорили, чтобы ты плавал в бассейне? Для чего же отец бассейн построил?..

— Я в конце нашей усадьбы купался. Там совсем мелко, — ответил Пуся, настоящее имя которого было Петрусь.

— А бассейн для чего, я тебя спрашиваю?..

— Не знаю, для чего, — не сдавался парень.

— Вот я скажу отцу! — Пригрозила мать, потом обратилась к гостям: — Как вам у нас нравится?

— Очень, — не совсем приветливо буркнул Доронин. — Очень нравится.

— Почему вы так бледны? — Спросила хозяйка, заметив мрачный вид Макара Сидоровича. — У Вас, наверное, голова болит?.. Я могу дать пирамидон.

— Нет, не стоит. Муж на работе?..

— Конечно, конечно. Он никогда не опаздывает. Приезжайте вечером. Мы будем очень рады.

Слово «рады» у нее получалось «гады».

Попрощавшись с хозяйкой, Солод и Доронин поехали в общежитие завербованных рабочих. Фасад этого дома был приветливый, светлый. Коридоры тоже произвели на Доронина хорошее впечатление своей чистотой. Пол, правда, была не окрашен, но так выскоблен, что влажная сосновая доска нежно белела под ногами.

— Помещение хорошее, — вопросительно посмотрел Доронин на Солода. — Не верится, чтобы в таком помещении людям жилось плохо. Но заглянем в комнаты, — добавил Доронин, стуча в одну из многих дверей.

— Пожалуйста, — послышался женский голос.

Когда Доронин и Солод переступили порог, они увидели молодую красивую женщину, почти девушку, что склонилась над самодельной деревянной кроватью-колыбелью, в которой лежал младенец. Вид у женщины был бледный, подавленный. Ребенок сосал молоко из небольшой бутылочки. Под стенами стояли четыре узких железных кровати с голыми матрасами на грубых сетках. Больше в комнате ничего не было. Не было даже стола. Его заменял опрокинутый вверх дном деревянный ящик из-под какого-то товара.

— Здравствуйте, — приветливо произнес Доронин. — Ну, как живете?..

— Ничего, — сказала женщина, вставая с единственного в комнате табурета грубой, несуразной работы. — Присаживайтесь пожалуйста.

— Сидите, сидите... Мы постоим, — сказал Доронин. — Почему в вашей комнате так много кроватей?

— А как же! — Удивилась женщина. — У нас для каждого рабочего есть своя постель. Только у меня с мужем одна на двоих.

И она слабо улыбнулась.

— Разве это не ваша комната? — Удивленно спросил Доронин.

— Как не наша!.. Наша. Только, кроме нас, здесь еще живут.

Солод бросил взгляд на Доронина.

— Да, да, — осматривая углы и стены, украшенные венками из лиловых бессмертников, мрачно повторял Доронин. — Да, да...

«Видно, волнуется, если начал повторять одно слово», подумал Солод, внутренне улыбаясь.

— Сколько ваш муж получил в прошлом месяце? — Спросил Доронин, наблюдая из-под нахмуренных бровей за движениями женщины.

— Мог бы заработать больше. Он старается.

— Д-да... Т-та-а-к, — протяжно повторял Доронин. — А где его расчетная книжка?

Женщина отодвинула от стены ящик, который был вместо стола. Оказалось, он ей служил и сундуком. Она достала безрукавку, украшенную великолепными узорами из цветной кожи и блестящих бронзовых пистонов. Из безрукавки выпал белый узелок. Достав с узелка небольшую синюю книжечку, женщина подала ее Доронину. Он нервными движениями пальцев перевернул страницу.

— Вы в марте приехали?

— В марте, — ответила женщина, оглядывая Доронина недоверчивым взглядом.

— Да, да, — снова процедил Доронин и потом еще раз повторил: — Да... Берите ребенка и пойдемте с нами. Да, с нами. Эту книгу захватите. Захватите. Обязательно.

— Куда это? — Испуганно подняла глаза на Доронина женщина.

— К вашему начальнику. К начальнику.

— А вы кто будете? — Беспокойно спросила она.

— Представитель горкома партии. Как вас зовут?

— Олеся...

Посадив женщину с ребенком в машину, Доронин и Солод поехали в управление треста. Женщину оставили в коридоре на широкой деревянной скамье, а сами зашли в приемную.

— Товарищ Криничный не принимают, — неприветливо встретила их секретарша.

— Скажите — Доронин.

Секретарша исчезла за дверью кабинета, а через минуту, оттолкнув ее в дверях, перед ней появился сам Криничный с протянутыми руками.

— Сколько лет, сколько зим! Макар! Забываешь ты меня, забываешь. Ну, пойдемте, пойдемте. Здравствуйте, Иван Николаевич. Заходите. — Потом он повернулся к секретарше. — Не пускайте никого. Меня нет.