— Вниз по реке, когда мы с ней дошли до излучины, княгиня велела мне ступать обратно и заботиться об этой, — вояка старый кивнул на сестру своей прежней госпожи, та под его взглядом поежилась. — Но я не хочу. Я был хорошим воином. Тебе ведь, князь, нужны воины? Возьми меня в дружину, не смотри, что я стар, я молодым еще нос утру. Не могу я больше подле девок сидеть…
Князь Карн не дослушал Эврара, а выбежал из одрины Прекрасы, отдавая приказания гридням, отправиться на поиски Горлунг. Рында его жены подтвердил его самые страшные опасения, Торинград не выстоит, это видела Горлунг. Ведьма ненавистная, дрянь лживая, трусливая. И ни разу Карн не подумал о том, что жена уже давно не занималась ни целительством, ни заглядывала в грядущее. Верно, видимо, говорят, что у страха глаза велики. Карн твердо решил, что Горлунг должна вернуться, народ ропщет, дружина разваливается на части, там постоянные скандалы и драки и никакой готовности отразить атаку славян. Ему нужна дочь Торина, дабы укрепиться, удержать власть в Торинграде.
А Эврар довольно ухмылялся, глядя в спину князя. Он всё рассчитал правильно. Никто не свяжет имена Горлунг и Олафа еще очень долго, а когда правда откроется, они будут уже очень далеко.
Прекраса испугано сжималась в комочек, сидя на сундуке. Никогда прежде не видела она Карна таким озлобленным, даже солнцеворот назад, когда обманула его. Она тихонько сказала вояке, что по-прежнему сидел в углу её светлицы:
— Эврар, я не заставляю тебя быть здесь, иди в дружинную избу.
— Ох, девка и глупа же ты, — проворчал старик, но при этом тепло улыбнулся своей новой госпоже — Как мальца-то звать?
— Растимир, — смущаясь, ответила Прекраса.
— Чей сын-то он?
— Княжича Рулафа, — поджав губы, ответила княжна.
— Ты это забудь. Теперь он сын князя Карна, а Рулаф, кого он, так, помиловались и забыли, — наставил Прекрасу на путь истинный Эврар — хоть бы поесть чего принесла, всё сидишь, вздыхаешь.
— А ты, что здесь останешься? — недовольно спросила Прекраса.
— А кто тебя охранять-то будет? — резонно спросил он.
— А зачем меня охранять? От чего?
— Ну ты и девка дурная, хоть и княжна вроде. Княгиней скоро станешь, — улыбнувшись, сказал Эврар.
Так проходили дни за днями. Эврар теперь жил в покое княжны, и она постепенно привыкла к его немногословности и ворчанию. Прекраса понимала, что он остается подле неё не для охраны, ему всё равно, что будет с ней, Эврар был возле неё только из-за Горлунг. Видимо, и правда та велела ему защищать сестру младшую.
Рында оказался не таким уж и вредным стариком, он отвечал на вопросы, иногда подсказывал по делу. А еще ему нравился Растимир, смотрел на него Эврар и тихо напевал песни странные, чудные на чужом языке. Но лишь о своей бывшей госпоже не говорил, только хмурился при упоминании её имени. А вечерами поздними Эврар стоял возле окна, тревожно вглядываясь в ночную мглу.
В один из таких вечеров в светлицу Прекрасы ворвался злой князь Карн. С первого взгляда на него было ясно, что он перебрал браги, щеки его пылали ярким румянцем, взгляд был, словно подернут поволокой.
— Ты, — сказал он, тыча в Прекрасу пальцем, — готовься, теперь ты за место этой суки. Должен же быть от тебя прок. Завтра будет брачный пир.
— Чей пир? — испуганно спросила княжна.
— Наш, дорогая невестушка, видимо, Лада решила нас всё-таки связать узами, — ухмыляясь, ответил Карн, — забавно боги рассудили, всё-таки снимешь с меня сапоги, как и положено.
— Я не …
— Молчи лучше. Или мне у братца разрешения спросить? — подняв бровь, иронично спросил Карн.
Княжна побледнела, но ни слова не ответила. Постояв еще немного посередине светлицы, Карн ушел, недобро посмотрев на Эврара напоследок. А тот улыбался во весь рот, стараясь всем своим видом сказать будущей княгине: «Видишь, я же говорил тебе».
Но Прекраса лишь потрясенно смотрела в след своему будущему мужу и нервно теребила в кусок ткани, которым вытирала всего несколько мгновений назад личико Растимира.
— Я же говорил, княгиней будешь, — улыбаясь не то злорадно, не то радостно, сказал Эврар.
— Не понимаю, — покачав головой, ответила княжна.
— Чего понимать-то? Ему нужна жена, дочь прежнего князя, пока его люди сами не свергли его. Он же плохой князь, — медленно, словно разъясняя понятнейшую вещь неразумному ребенку, молвил рында.
— Я не могу быть его женой. Рулаф как? Что он подумает? — ошарашено ответила Прекраса.
— Княжеский престол — он выше всего этого, у Рулафа сейчас тоже не о тебе голова болит. Да и недолго тебе княгиней быть, славяне уже близко, — просто сказал он.
— Но Рулаф, неужели он позволит свершиться этому?
— Княжна, тебя боги разумом — то сильно обделили. Ты теперь не любимая дочь князя Торина, а приживалка. И счастье твое, что князь решил тебя в супруги взять. А мог ведь просто еще один раз в непраздность привести. Так что забудь ты своего Рулафа, девка, тряпка он, а не воин. А теперь рубаху мне зашей, порвалась что-то, — сурово сказал Эврар.