Ветер вересковых пустошей

Вот в этот момент и потеряла нареченная невеста для княжича былую прелесть, нет, он видел, что она красива чистой невинной прелестью, но мысли его занимала рыжая бесстыдница. И весь оставшийся пир думал Карн лишь о том, как заманить прислужницу в свою одрину, но так, чтоб об этом не прознали князья, ибо негоже жениху так вести себя в доме отца невесты своей.

А пир продолжался, дружинники из тех, что на ногах еще держались, перешли от стола к очагу и, рассевшись, слушали скальда [64] князя Фарлафа. Бьорн Путешественник рассказывал им об одном из славных норманнских героев, из тех, что не страшились никакого врага, и из сечи доброй выходили без царапины единой. Его рассказ плавно переходи от битвы к битве, скальд приукрашивал легенду, заставляя слушателей внимать ему с открытым ртом. Даже славяне почтительно притихли и жадно ловили каждое слово Бьорна, уж больно интересно им было услышать о чужой земле и странствиях смелого мужа.

В тот момент, когда скальд перешел к рассказу о самой захватывающей битве, отворилась дверь в гридницу и вошла молодая женщина. Мало кто обратил на неё внимание: князь Фарлаф переговаривался с сыновьями, Марфа и Прекраса сидели молча, не отрывая взор от блюд, боясь не угодить Торину, дружинники слушали скальда. И лишь князь Торин неотрывно следил за приближающейся к нему худенькой фигуркой.

Князь отмечал, что старшая его дочь по-своему красива, нет, её нельзя сравнить с Прекрасой, но ничего отталкивающего, неприятного взору в ней нет. Больно худа она, нет в её фигуре манящих округлостей, но зато держится гордо, будто хозяйка она здесь всем и всему.

Горлунг постаралась на славу и выглядела миловидной и даже хорошенькой: черные волнистые волосы длиной до пояса, удерживались серебряным обручем, тем самым, что когда-то подарила ей Суль. Бордово-красное платье, расшитое черными нитками, плотно облегало худощавую фигуру, подчеркивая тонкую талию, в вороте виднелась тонкая белоснежная сорочка, выгодно контрастирующая с кровавым цветом платья и смоляным волосом княжны. Черные брови казались мазками сажи на бледном лице, они плавно изгибались над черными глазами, беспокойными, жестокими, смелыми, зовущими…глазами его любимой Суль.

Сколько лет прошло, а этих глаз Торин не забыл и не забудет никогда, и вот такие же глаза у его дочери, удивительно. Князю всегда казалось, что Прекраса чем-то похожа на жену конунга Ульва, золотыми волосами, белой кожей, хотя он всегда осознавал, что у Суль локоны немного темнее, а кожа такого редкого оттенка, словно светлый мед. Но теперь Торин осознал, что самой привлекательной чертой в Суль были её глаза, страстные, беспокойные, злые. И как не смешно это не было, но все его златокудрые наложницы, рабыни, также мало напоминали Суль, как Марфа или Виллему. По-настоящему похожа на Суль была лишь Горлунг, и дело не во внешнем сходстве, нет, главное, что их роднило — это темная душа и жесткий взгляд черных зовущих глаз.

А Горлунг смело смотрела на князя Торина, но душу её сковал страх липкий, противный, всеобъемлющий, она ожидала, что Торин выгонит её из гридницы, изгонит с позором, не даст даже слова молвить, и тогда ей придется искать еще какой-нибудь повод, чтобы её увидел княжич Карн. Глядя на князя, Горлунг замечала, что он постарел с тех пор, когда она видела его в последний раз, это не могло не вызвать ликования в её душе, а еще больше радости вызывало в ней то, что недолго осталось ему жить здесь, в подлунном мире. Она это знала, также четко, как то, что завтра будет новый день.

Заметив, что князь нахмурился, Горлунг собралась, словно кошка перед прыжком, и, поравнявшись с его креслом, громко молвила по — норманнски:

— Приветствую тебя, конунг Торин.

Князья, услышав родную речь, встрепенулись, переглянулись, заметив это, княжна добавила:

— Приветствую тебя, конунг Фарлаф.

Фарлаф довольно кивнул, Торин последовал его примеру, оба они с интересом смотрели на Горлунг, не выказывая ни малейшего недовольства. От этого княжне показалось, что кровь побежала по её жилам быстрее, и оледеневшие от страха пальцы, стали согреваться.

Марфа испугалась, что появление старшей дочери может вызвать недовольство супруга, она сжалась в комочек, и только заметив интерес, с которым Торин взирал на дочь, расслабилась и тоже посмотрела на Горлунг. То, что она увидела, успокоила княгиню, старшая дочь не могла сравниться с её любимой Прекрасой. По-своему она привлекательна, но больно черны волосы, брови и глаза, чтобы быть красивой, да худа, словно не кормят её совсем, то ли дело статная округлая фигура её Прекрасы. Но одно лишь преимущество было у Горлунг перед Прекрасой — осанка княжеская, гордый поворот головы, прямая спина.

Прекраса, лишь мельком взглянув на сестру, нашла её некрасивой, бледная кожа, без намека на румянец, не то, что у неё, Прекрасы, черные волосы, словно у рабыни хазарской, злые глаза. Не соперница она ей. Кто позарится на такую только? Видно век ей придется куковать в покоях своих, лечить болячки девок теремных, да воинов. Не то, что ей, Прекрасе, жить мужем любимой.